В Ташкенте завершил работу вторая экспертная встреча по вопросам свободы вероисповедания и совести, работу которой Центру изучения региональных угроз, помогли организовать Комитет по делам религии при Кабинете Министров и Министерство Юстиции.
В работе мероприятия приняли участие представители ведущих конфессий в Узбекистане, национальные эксперты, директор программ по ЦА «Поиск личных интересов».
Цель экспертной встречи:
- Использование созданной диалоговой площадки для представителей гражданского общества, экспертов и религиозных конфессий для продвижения ценностей толерантности и межконфессионального диалога, направленных на противодействие идеям экстремизма и терроризма.
Задачи экспертной встречи:
- Определить барьеры в продвижении межконфессионального диалога;
- Определить вредоносные нарративы, продвигающие нетолерантность, идеи экстремизма и терроризма;
- Определить пути, инструменты и механизмы продвижения толерантности и межконфессионального диалога, как один из инструментов по недопущении экстремизма и терроризма в Узбекистане.
К участникам экспертной встречи с приветственным слово обратились:
Представитель КПДР Шароп Рисикулов
Представитель Министерства юстиции Гульчехра Фазылова
Директор программ по ЦА «Поиск личных интересов» Кенешбек Сайназаров
С докладом: «Исламское большинство и конфессиональные меньшинства в Узбекистане: современное состояние и новые вызовы» выступил профессор Бахтиёр Бабаджанов, Института стратегических и межрегиональных исследований при Президенте Узбекистана.
Текст доклада находится к конце статьи
Один из важных посылов настоящего доклада является тезис о том, что государственные структуры должны быть регуляторами религиозной жизни и самое главное арбитром в толерантных отношениях внутри страны.
Еще один тезис, который прозвучал в докладе и на который необходимо обратить особое внимание – государство, его высокопоставленные чиновники, руководители государственного аппарата, министерств, ведомств, избранных народом организаций — должны консолидировать свои высказывания о том, что в Республике Узбекистан, в соответствии с Конституцией — религия отделена от государства и в основах нашей страны лежит светский принцип государственного устройства и жизни.
В дискуссии, развернувшейся после доклада свои мнения по проблемам, обозначенным в выступлении проф. Б.Бабаджанова, приняли участие представители неисламских конфессий, зарегистрированных в Министерстве Юстиции Республики Узбекистан:
Епископ Римско-католической церкви в Узбекистане Ежи Мацулевич, Глава немецкой евангелическо-лютеранской церкви Людмила Шмидт, Заместитель настоятеля буддийского храма Александр Хегай, Глава Ташкентской еврейской религиозной общины Аркадий Исахаров, Глава армянской апостольской церкви А.Гирогорян, Представитель Русской православной церкви Сергей Стаценко.
Представители конфессий констатировали, что либерализация и демократические перемены упростили деятельность религиозных организаций, но вместе с тем настаивали на государственном контроле за абсолютным исполнением, принятых законодательных актах.
Вместе с тем представители конфессий обратили внимание на факты, с которыми последние месяцы сталкиваются их паства:
- Прихожане жалуются, что дети, принадлежащие к неисламских конфессиям, играя на улице, сталкиваются с тем, что их сверстники не желают общения с ними из-за запрета старших в семье. Такой запрет связан с другим вероисповеданием.
- Некоторая часть молодежи все чаще выражает негативное отношение к музыке, светскому образу жизни.
- Представители православной конфессии рассказывают, что некоторые таксисты отказываются их подвозить, когда называю адрес – церковь, пытаются оскорблять иноверцев, призывать к отказу от христианства.
- Некоторые молодые ребята принципиально отказываются объясняться на русском языке, объясняя это тем, что это язык неверных.
- В магазине золотых изделий покупатели отказываются от покупок потому, что на одной витрин продается изделие — христианский крест.
- Пропагандисты религиозно-экстремистских организаций, находящиеся за рубежом, в своих проповедях разжигают межнациональную и межконфессинальную рознь. Однако ответа авторитетных имамов из Узбекистана такой деструктивной ответственности не ощущается.
- Молодежь все чаще проявляет не толерантность, не знает истории многовековой жизни представителей разных конфессий на территории современного Узбекистан.
Все это связано с недостаточным уровнем светского образования, не умением молодыми людьми критически оценивать информацию, которую черпает на просторах интернета, из социальных сетей, которые фактически «подмяли» часть обучения в образовательных учреждениях Узбекистана.
Победа «Движения Талибан» в соседнем Афганистане всколыхнула часть молодежного общества. Пример радикального ислама в Афганистане для этой части молодежи широко обсуждается с нереалистичным приукрашиванием действительности.
Один из политологов, участник экспертной встречи — директор ННО «Караван знаний» Фархад Талипов не разделил обеспокоенность представителей конфессий ростом радикалации в молодежной среде. По его мнению, молодежь живет двумя жизнями: в своеобразной матрице — в виртуальном мире (который захлестнула одиозная пропаганда) и в реальной жизни.
По мнению Ф.Талипова реальная жизнь все же происходит не в матрице, а в реальном мире, в котором толерантность значительно преобладает.
Поэтому Ф.Талипов считает, что не стоит заострять внимание на проблемах, с которыми сталкиваются прихожане неисламских конфессий. Многое, что случается – это результат бытового национализма и не более того.
Решать проблемы, которые возникают в нашем обществе должны государственные структуры, например, вредоносный контент должен быть нивилирован или уничтожен.
Кроме того, по мнению Ф.Талипова необходимо усилить работу по противодействию экстремизма в виртуальном пространстве через более эффективных, чем у наших противников, проповедников, умеющими эффективно конкурировать с таким деструктивными идеям.
Вместе с тем, по мнению Ф.Талипова, серьезные опасения вызывают привнесенную в нашу жизнь из других стран, внешние атрибуты исламской жизни, например, черные бурки/хиджабы, когда у женщин видны только глаза. Тревога за внешний вид, включая длинные бороды у мужчин, основывается на том, что позже, тяга к внешней атрибутики, может привести к действиям, может быть таже трудно предсказуемым. Возможно, что необходимо воспринимать такую действительность серьезно и даже государство должно принять непопулярные решения, чтобы обеспечить более мирное, но предсказуемое будущее.
По мнению Ф.Талибова влияние нынешней идеологии Афганистана на Узбекистан преувеличено: «мы разные страны и негативное влияние с юга на наше общество невозможно». Но симпатизаторы талибов — опасны. Коллективный Запад совершил ошибку, приведя к власти талибов, выбрав из двух зло наибольшее.
С таким мнением не согласилась директор ННО Центра переподготовки журналистов Гульнара Бабаджанова, которая рассказала, что даже часть журналистов – несомненно образованная часть общества, все чаще высказывает радикальные взгляды на современную жизнь, забывая об основном Законе страны – Конституции.
К сожалению, у наших граждан во многом идеологический вакуум в головах, который легко заполняют идеологи экстремизма. Нынешняя молодежь не знает толерантности, которая была свойственна их родителям. Для того, чтобы исправить ситуацию нужна большую и серьезную работу.
Между тем, Г.Бабаджанова обратила внимание на отсутствие сотрудничества между лидерами конфессий с журналистами. А такое сотрудничество крайне необходимо.
Директор исследовательского Центра «Маъно» Бахтиер Эргашев обратил внимание на сложности, с которыми сегодня сталкивается современный Узбекистан. Реформы, прежде всего в экономике, которые активизировались за последние годы, приводят к модернизации всей жизни в стране. Но чем активнее процессы модернизации, тем активнее движение антимодернистов, которые всячески сопротивляются новым реформам.
В качестве примера, Б.Эргашев сравнил два города в Ферганской долине. Фергана, современный, промышленный со всеми светскими атрибутами жизни во всех ее проявлениях город. Но в 150 км от Ферганы находится Андижан — совершенно другой город. Большинство женщин и мужчин соблюдают исламские атрибуты, даже те, кто работают в государственных структурах.
Б.Эргашев также согласился с мнением Ф.Талипова о том, что государство начало ослаблять или терять свои позиции светского государства.
По исследованиям, которые проводили в Центре «Маъно» источники радикализации, в первой очереди молодежи, находятся на рынках среди торговцев. Когда молодые ребята до 17 лет учатся в школе, общаются с родителями, сверстниками — они социализированы, но потом они или едут в Россию, или начинают работать на рынках и к 18 годам, под влиянием окружения меняются и уже бьются за места на джума-намаз в мечетях. Всего 1 год приводит к десоциализации молодежи и это серьезная проблема.
Единственный выход из ситуации – это индустриализация, отход от патриархальных устоев.
Еще одна проблема – это имамы, которые стараются бороться в интернете с радикалистами, подвергаются обструкции в комментариях пользователей, им угрожают, оскорбляют, грозят расправой. Примером может служить имам Шукрулло-домла, который попытался защитить русский язык в общении, но сразу же подвергся угрозам во многих сотнях комментариях. Такие имамы должны быть поддержаны государством.
Главное наше оружие заключается в поддержке проповедников, которые говорят о межконфессиональной терпимости.
Б.Эргашев не согласился с мнением о том, что победа талибов в Афганистане в августе этого года мало изменило исламское сообщество в Узбекистане. По мнению Б.Эргашева — сильно изменило, потому, что под постами о победе талибов над христианами в Афганистане — тысячи постов, поддерживающих «Движение Талибан». Такие взгляды пугают, потому, что почва для таких взглядов уже подготовлена ранее.
Еще один пример – стратегия гендерного развития.
Антимодернизаторы выступают против широко участия девушек в программах гендерного равенства – это тоже серьезная проблема.
Поэтому необходимо уделять огромное внимание межконфессиональному, межнациональному согласию, поддерживать те достижения, которые имеются в нашей стране.
Невозможно отступать от светскости государства, такое отступление крайне опасно для будущего страны.
Завершил работу круглого стола профессор Б.Бабаджанов, который сказал, что государство должно заниматься религиозной политикой, а не создавать формы различного ислама, например, «просвещенного ислама», избегать клише.
Если мы даем преференции исламу, тогда, как быть с другими конфессиями? Такие попытки создания «просвещенного ислама» проваливались во всех странах, они приводят к радикализации населения.
Особенно опасна десоциализация молодежи, на примерах девушек, которые вынуждены останавливать свой профессиональный рост, вместо этого заниматься домашними делами.
Б.Бабаджанов выразил благодарность организаторам за формат встречи, который полезен и важен государственным структурами и многим конфессиям.
Виктор МИХАЙЛОВ, директор Центра изучения региональных угроз
Исламское большинство и конфессиональные меньшинства в Узбекистане: современные вызовы регулированию религиозной сферы
Проф. Бахтияр Бабаджанов, исламовед, эксперт по религиозно мотивированному экстремизму.
Данная статья основана на изучении научной литературы по теории межконфессиональных отношений, анализа обширного контента каналов исламских блогеров. Полевая работа включала в себя обширные интервью с главами ряда конфессий Узбекистана, простыми верующими, служащими Комитета по делам религий и национальностей при Кабинете министров Республики Узбекистан (КПДР). Выражаем всем этим организациям и персонам свою искреннюю благодарность за предоставленную информацию и искренность во время бесед.
ОГЛАВЛЕНИЕ
— Введение
- Межконфессиональная толерантность: смыслы, политические и культурные коннотации
- Правовые механизмы и государственные институты для поддержания толерантности в Узбекистане
- Межконфессинальные отношения в Узбекистане: историко-догматический контекст и нынешнее состояние
- Исламские блогеры и каналы : нетерпимость и агрессия как формы социальной мобилизации и политической оппозиции
- Мнения и опасения представителей религиозных меньшинств
— Заключение
— Рекомендации
— Список использованной литературы
Введение
Цель настоящей статьи выявить и проанализировать комплекс современных вызовов межконфессиональной толерантности в Узбекистане и разработать рекомендации для государственных институтов для повышения эффективности их деятельности и защиты законных прав конфессиональных меньшинств в Узбекистане.
Для достижения указанной цели, проведены исследования в два этапа: 1. кабинетное исследование, включающее работу с теоретической литературой, сбор материала и краткий анализ историко-догматических особенностей в исламе, используемую некоторыми богословами и блогерами для разжигания межконфессиональной неприязни, исследование исламских медиа-источников, содержащих агрессивный контент в отношении других конфессий; 2. На втором этапе проведены приватные беседы с главами конфессиональных меньшинств и их прихожанами, а также с сотрудниками КПДР.
Проблемы и риски в осуществлении проекта были связаны с опасениями представителей конфессиональных меньшинств (православный владыка, служители церквей и общин, простые верующие) возможных преследований за их откровенность. Ощущение ими конфессионального дискомфорта стало основной темой разговоров. С другой стороны, важно было понять мнение и самоощущения мусульманского большинства, их отношение к представителям других конфессий в Узбекистане. Поэтому беседы с имамами и простыми верующими на тему толерантности тоже стали одним из источников для данной статьи.
Ниже представлены результаты этих исследований, которые дали возможность сформулировать предложения для улучшения ситуации и предотвращения вызовов.
- Межконфессиональная толерантность: смыслы, политические и культурные коннотации
Одним из самых популярных компонентов миротворчества (миростроительства) в последние полвека стала идея о межконфессиональном диалоге. Речь не идет о теологических дискуссиях, которые не могут стать основой для взаимопонимания и совместного решения вызовов, в основе которых лежат межконфессиональные мотивации естественного или, нередко, искусственного происхождения. Речь идет о поисках общих интересов, путей урегулирования конфликтов, в которых конфессиональное или цивилизационное противостояние все чаще становится объяснительной моделью и мотивациями. Одним из первых шагов Католической церкви к диалогу считается Декларация «Nostra aetate» («В наш век») Ватиканского (Католического) собора 1960-62 годов (Ruokanen, 1992). Многие религиозные деятели пытались и пытаются предложить приемлемые для всех конфессий основы для взаимного диалога. Они отражены в ряде манифестов, «платформ», деклараций. Например, их концентрированное выражение мы можем найти в знаменитых «платформах/сводах диалога», сформулированных протестантским теологом Паулем Тиллихом (Тиллих, 1995).
В исламском мире Декларация «Nostra aetate» была воспринята со скепсисом, несмотря на долгие доработки, которые должны были показаться приемлемыми для мусульман. Но скепсис или равнодушие сохранились. Например, даже по происшествии нескольких десятков лет после оглашения этой Декларации, знаменитый канал «Al-Jazeera» в своем одноименном печатном издании опубликовал ряд статей, в которых авторы ставят вопросы: «Почему это заявление «Nostra aetate» не оказало серьезного практического влияния на диалог христианства и ислама?», «Почему мусульмане до сих пор смотрят на них с недоверием, либо вовсе отвергают их?» (Mahmoud Hilal, 2006). По крайней мере, в исламском мире Декларация воспринимается как минимум с равнодушием или со скепсисом, а как максимум – агрессивно.
В нынешних условиях, когда в актуальной политике доминирует конфессиональный или цивилизационный партикуляризм, религиозная толерантность становится утопией, не отвечающей современным реалиям (Грей, 2003. С. 14-16). Тем более трудно ожидать даже от вполне современных персон, но обладающих устоявшимися кодами религиозного сознания, признания за другими религиями права на исключительное обладание «истиной», кроме как своей религии. Поэтому политика конфессинального плюрализма и законодательное поддержание взаимной терпимости конфессий со стороны государств не гарантирует утверждение среди верующих межрелигиозной конвергенции и абсолютной толерантности, поскольку религиозное сознание в оценке окружающих реалий оперирует категориями и парадигмами, которые отстаивают исключительность своей религии (Мельник, 2012. С. 132). Более того, ученые приходят к выводу, что общим правилом религиозного сознания часто становится нетерпимость, «степень которой зависит от догматов конкретной конфессии, особенностей эпохи, культурного ареала и может варьироваться от безразличия … некоторой симпатии до агрессивной неприязни» (там же).
Однако совместное проживание в пределах одной страны актуализирует вопрос мирного сосуществования, так или иначе вовлекает конфессии в процессы, регулирующие их отношения, будь то административная или законодательная сферы. При этом конфессиям совсем не обязательно вступать в догматические дискуссии, которые, как сказано, бесплодны. Речь идет о диалоге как части стабильности гражданского общества. Именно здесь роль государства, как гаранта стабильности, незаменима.
В последнее время некоторые исламские богословы пытаются адаптировать в теологическом контексте формы христианско-мусульманского диалога. И чаще всего приходят к выводу, что для такого диалога стороны еще не созрели, хотя позитивно воспринимают встречные шаги философов и богословов (Siddiqi,1989).
Среди мусульманских богословов бывших республик СССР богословы довольно редко выступают с попытками осмыслить социальные, политические или теологические аспекты диалога религий. Главный посыл в таких публикациях состоит в том, что догматика и первоисточники ислама (прежде всего Коран) не противоречат сосуществованию мусульман с представителями других религий и что об этой «внутренней готовности» плохо осведомлены не только оппоненты, но и сами мусульмане (Асадулин. 2005). Видимо придется согласиться о с тем, что мусульмане к такому диалогу равнодушны, так как такого рода статьи мало посещаемы и остаются почти без комментариев.
Нежелание исламских богословов вступать в более открытые формы межконфессионального диалога связаны с историко-догматическими особенностями этой религии. Отчуждение от «неверных» или «политеистов» – это врожденная черта ислама, зафиксированная во многих аятах Корана (2: 110, 120; 8 и др.). Они появились в то время, когда небольшой исламской общине приходилось завоевывать географическое и интеллектуальное пространство в окружении «иноверцев» и в жестокой войне. Прецеденты неприязни к «другим» обнаруживаются и в Сунне (хадисах – преданиях от Пророка). Это определило эндогенное неприятие «иноверцев» в исламе. Впрочем, подобное отчуждение было и остается естественным «родимым пятном» и в других моно-религиях.
Суннитские богословы за долгий исторический отрезок времени создали механизмы сдерживания, в которых признание «чужих» или «иноверцев» врагами было прерогативой исключительно богословской элиты, чтобы уберечь общину от перманентной войны. Кроме того, мусульмане ЦА имели печальный опыт выживания в условиях атеизма советского времени, что тоже сыграло свою роль в формировании конфессионального максимализма среди богословской элиты. Благодаря этим и подобным историческим условиям в Узбекистане серьезную популярность завоевали те исламские богословы, которые почти полностью отвергают саму возможность межконфессионального диалога и воспринимают толерантность лишь как ни к чему не обязывающие правила политкорректности современного мира (конкретней см. ниже).
Специалисты выделяют несколько видов межрелигиозного и внутри-конфессионального диалога, который допускает переходные вариации (Sharpe, 81-83). Кажется, что в условиях стран ЦА (при доминировании во всех странах одной из конфессий – в данном случае ислама) наиболее подходящие виды межконфессионального диалога – это «человеческий диалог» и «секулярный диалог». Оба вида диалога подразумевают обычные человеческие встречи представителей разных конфессий не как носителей религий, а как граждан одной страны для совместного урегулирования возникающих проблем, ради поддержания безопасности, сохранения паритета, уважение интересов друг друга и т.п. (там же, 82-83). По замечанию профессора Джея Ньюмана (университет Гвельфа, Онтарио, США), «…толерантность к религиозной вере (другого) не подразумевает частичного или полного принятия этой веры как таковой, но включает принятие (позиции) того, кто разделяет эту веру, сохраняя при этом приверженность своей вере» [Newman, 1982, 8].
Такая форма толерантности наиболее приемлема в условиях Узбекистана, учитывая упомянутый выше историко-догматический бэкграунд, который серьезно усложняет формы позитивного восприятия мусульманскими богословами представителей другой религии и порождает риски в отношении конфнессиональной толерантности среди некоторых мусульманских богословов (подробней об этом ниже).
Условия усиления религиозных идеологий в современном мире породило другой феномен: максимальную толерантность естественным образом проявляют преимущественно далекие от религий (светски воспитанные) персоны, ученые, деятели культуры либо те граждане, кто придерживается атеизма неагрессивного свойства. В стабильном нейтралитете конфессий еще больше заинтересовано секулярное государство, для которого поддержание межконфессиональной толерантности – это главный фактор стабильности и безопасности.
- Правовые механизмы и государственные институты для поддержания толерантности в Узбекистане
Межконфессиональная толерантность в качестве принципа государственной политики в Узбекистане, законодательно закреплена и поддерживается рядом специально созданных институтов. Конституция и законы страны гарантируют защиту свободы совести и вероисповедания. Конституция запрещает любые формы дискриминации по конфессиональному, этническому и иным признакам (статьи 3, 31).
Закон «О свободе совести и вероисповеданий в Республике Узбекистан» в новой редакции (14 окт. 2020) закрепил правовые основы для свободного функционирования религиозных объединений. Узбекистан присоединился к важнейшим международным соглашениям и договорам в области прав человека, в том числе к фундаментальным пактам ООН в этой сфере. Во всяком случае, религиозная политика вполне соответствует документам ООН, в частности Всеобщей декларации прав человека ООН (принята Генеральной Ассамблеей ООН 10.12.1948). В ней толерантность приравнена к религиозной свободе индивида, а взаимоотношения конфессий отведены в сферу законодательства (Всеобщая декларация, 1948, статьи 2,3, 18). Дух принятых в Узбекистане законов вполне соответствует этому правилу.
В соответствии с постановлением Президента Узбекистана «О мерах по совершенствованию деятельности Комитета по делам религий при Кабинете Министров Республики Узбекистан» (№ ПП-3668 от 16.04.2018 г.), руководители всех 16 религиозных конфессий включены в состав Совета по делам конфессий при Кабинете Министров Республики Узбекистан. Совет стал эффективным инструментом в защите прав верующих. Например, он имеет право регулировать деятельность Комитета по делам религий (КПДР), выходить с предложениями в Кабинет министров РУз. Такой статус позволяет религиозным общинам оперативно решать свои рабочие проблемы.
Упомянутые законы поддерживают также и межнациональную толерантность, положения которой, помимо Конституции и законов, специально закреплена указом президента республики Узбекистан “Об утверждении концепции государственной политики республики Узбекистан в сфере межнациональных отношений” (№УП-5876 15.11.2019 г.).
Упомянутые законы, указы Президента и похожие подзаконные акты свидетельствуют о стремлении государства сохранять межэтническую и межконфессиональную толерантность как основу политики стабильности и предотвращения вызовов в этой сфере.
Однако это не означает, что проблем не возникает. Например, некоторые представители конфессиональных меньшинств жаловались на сложности в юридической регистрации их общин. Согласно Постановлению Кабинета Министров «Об утверждении положения о порядке регистрации, перерегистрации и прекращения деятельности религиозных организаций в Республике Узбекистан» (31.05.2018 г. № 409), порядок регистрации религиозных организаций упрощен, равно как и устранены некоторые бюрократические формальности, снижены налоги, введены преференции за оплату коммунальных услуг (электричество, вода и др.). Однако некоторые организации жаловались на то, что в этом Законе права религиозных организаций на имущество указаны формально (без оговоренных механизмов его защиты в случае перенесения храма в другое место), не оговорены нормы страховок и механизмы их компенсации. Решение возникающих вопросов затягивается и ожидания создают нервозную обстановку и повышают чувство незащищенности.
- Межконфессинальные отношения в Узбекистане: историко-догматический контекст и нынешнее состояние
В странах пост-советской ЦА ссылок на упомянутую Декларацию «Nostra aetate» или подобные документы, насколько известно, не было, по крайней мере с политических трибун. Местные мусульманские богословы о ней не осведомлены. Тем не менее, государства зафиксировали в своих Конституциях, законодательных актах и в подписанных международных документах свободу религиозного вероисповедания, закрепив статус поликонфессинальности своих обществ как часть исторического наследия.
Ряд исторических (в т.ч. археологических) исследований свидетельствуют о том, что в средние века Центральная Азия стала местом приюта почти десятка религий (тангрианства, буддизма, иудаизма, зороастризма, христиан несторианского толка, ислама и др.). Этот исторический факт обязательно включается в официальные заявления, правительственные документы и декларации, разъясняющие позицию Узбекистана в религиозной политике. Как правило, эти исторические прецеденты оторваны от объективной реальности, однако, оглашаются как аргумент, который должен подтвердить «естественную и историческую» основу для толерантности в странах региона. Узбекистан также следует такой полит-корректной риторике, особенно на международных форумах, подтверждая приверженность международным обязательствам страны по поддержанию межконфессионально и межнациональной толерантности.
Поэтому сложившийся политический дискурс о межрелигиозной толерантности для стран ЦА (в том числе и для Узбекистана) стал преимущественно атрибутом государственной политики, большей частью рассчитанный на внешние оценки. Лидеры конфессий заинтересованы в стабильности и в условиях поликонфессиональности, признают за государственными институтами статус регулятора (официального арбитра) взаимоотношений между конфессиями. В этой схеме обе стороны строят свою публичную риторику в соответствии с заявленными в законах нормами, международными обязательствами правительств, оставаясь на позициях политкорректности.
Иными словами, сложившийся политический дискурс о «естественной толерантности» вполне резонирует с международными подходами к продвижению толерантности, однако не всегда сходится с действительностью, которая, как обычно, гораздо сложнее и разнообразнее.
Главный фактор, который тотально влияет на состояние толерантности среди верующих – это доминирование мусульман. По официальным данным, около 90% населения страны составляют мусульмане, из которых активно верующих (то есть исполняющих все предписания ислама) 27,6%.[1] Остальные мусульмане признают свою исламскую идентичность, наравне с национальной и не исполняют религиозных предписаний в полной мере, то есть оставаясь в рамках религиозного минимализма (признавая ислам как историко-культурный компонент своего происхождения). Эта часть мусульман являются сторонниками конфессионального плюрализма, вполне толерантны к представителям других конфессий, воспринимая их присутствие в стране как естественное явление. Однако они находятся под влиянием богословов, которые инициировали бурные дискуссии относительно форм отношений с представителями «другой веры».
Между тем, мусульманские богословы Узбекистана сформировали, по крайней мере, три дискурса о формах межконфессиональных отношениях.
Первый богословский дискурс о формах взаимоотношениях с представителями других религий сформирован т.н. «официальными улемами», которые работают в учреждениях Управления мусульман Узбекистана/УМУ (имамы, служители офиса, преподаватели медресе и т.п.). В своей религиозной политике государство обращается к этим богословам УМУ за религиозной легитимацией (в виде фетв) и за моральной поддержкой муфтиев почти каждый раз, когда речь идет об инициативах государства в религиозной сфере. В частности, в пропаганде межконфессиональной терпимости, контрпропаганде против идеологии религиозно мотивированного терроризма и т.п. Например, участие муфтия У. Алимова (ум. 15 августа 2021) в форуме глобального межконфессионально диалога в Вашингтоне интерпретируется как успех религиозной политики государства и как результат толерантности мусульман Узбекистана[2].
Начало второму дискурсу об отношении к «иноверцам» еще в начале 1990-х положили авторитетные исламские богословы Узбекистана, которые оказались в оппозиции к УМУ. Их дискурс чаще всего имел вид комментариев Корана и других священных текстов с апелляцией к современной ситуации.
Первым из богословов, который положил начало резкой критике «иноверцев» и исключал всякую возможность диалога стал имам Соборной мечети Андижана Абдували-кори Мирзаев (1950- 1998?). Хорошо известен его комментарий к Корану «Tafsiri Furqon» (первое издание Ош, 1999), который размещен в некоторых платформах Интернета[3] (о комментарии и его авторе см.: Babadzanov, 2007). В этом комментарии Абдували-кори крайне агрессивен к христианам, иудеям и представителям других религий (см., например, цитату).
Другой богослов, который также вложил огромный вклад во второй тип дискурса об отношении мусульман к иудеям и христианам – это Мухаммад-Содик Мухаммад-Юсуф (1950-2016). Он был муфтием Управления мусульман в сложный период в 1989-1993 годах и пытался вывести это учреждение из-под контроля государства. В результате конфликта Мухаммад-Содик иммигрировал из страны (1993). За время пребывания в изгнании (до 2000 года) явно оказался под влиянием салафитской (фундаменталистской) идеологии, сходной с идеологией сторонников насильственного экстремизма. В иммиграции он приступил к публикации своего главного труда – комментария к Корану «Tafsiri Hilol» (выходил в виде брошюр в 1995-98 гг. в городе Ош). Труд написан под сильнейшим влиянием арабских салафитов и содержал агрессивные выпады против представителей других религий (см. цитату).
Оба этих богослова обладали высоким авторитетом в регионе, оставили после себя множество учеников и последователей, которые оказывают серьезное влияние на «лицо ислама» в Узбекистане и отчасти среди мусульман в соседних странах. В Узбекистане их последователи создали ряд исламских медиа-ресурсов (порталов, каналов и ботов), из которых наиболее популярны информационно-аналитические порталы «azon.uz»[4] и «aniq.uz»[5]. Оба портала редко касаются проблемы межконфессиональной толерантности. Например, оживление активности миссионеров в Узбекистане в последние два года оценивается, обычно, крайне негативно авторами статей и комментаторами. Причем статьи обычно заканчиваются нравоучениями в адрес бывших единоверцев, кто поддался призывам миссионеров и сменил веру. Само миссионерство оценивается как наихудшая форма нравственного падения, «продажей собственной религии за бесценок» и другими знакомыми штампами современного религиозного морализаторства.[6] Комментарии к такого рода статьям оказались крайне агрессивными иногда с прямыми угрозами и призывами к расправе над миссионерами. Некоторые статьи призывают быть мягче и толерантными к «неверным», однако только в том случае, если они не пытаются склонить мусульман в свою веру, сохраняя исторически сложившийся в регионе конфессиональный паритет, либо в случаях, когда пропагандируются преимущества ислама[7].
- Исламские блогеры и каналы : нетерпимость и агрессия как формы социальной мобилизации и политической оппозиции
Третий богословский дискурс по поводу межконфессиональных отношений стал логическим продолжением второго и подхвачен «второй генерацией» молодых богословов, которые тоже получили влияние идеологии салафитов, но еще большее, чем их предшественники. Главная особенность этого дискурса в том, что его контент представлен исключительно в медиа-платформах. Другая его особенность в том, что вся его пропаганда и идеологические установки основаны на неприязненной и агрессивной критике в отношении неисламских религий. Еще один вектор этого дискурса направлен на критику существующих законов Узбекистана о веротерпимости, плюрализме и толерантности, которые, как полагают салафиты нового поколения, не соответствуют исламским законам и поэтому должны быть отвергнуты мусульманами.
Все богословы, кто активен в этом дискурсивном поле, находятся в оппозиции к местным режимам и поэтому «осели» в зарубежных странах (Турция, Сирия, Египет, Украина и др.). Их революционные призывы к мусульманам региона, в числе прочего, построены на критике тех режимов региона за то, что они свободно входят в политические договора и отношения с «государствами неверных», наделяют одинаковыми правами мусульман и представителей других конфессий и т.п.
Одна из самых одиозных фигур из этой группы – это Махмуд Абдулмумин (Холдоров Махмуд, 41 год). Он широко известен среди узбекских и кыргызских посетителей сайтов радикальной оппозиции. Происходит из узбекского анклава Ошской области (юг Кыргызыстана). Обучался в одном из медресе Оша, затем вошел в кыргызское отделение партии Хизб ат-тахрир. Покинул территорию Кыргызыстана, после объявления Хизб ат-тахрир вне закона (2012г.), иммигрировал в Турцию и затем перебрался в Швецию. Оттуда переехал в Одессу (Украина), где, по его словам, живет до сих пор[8]. Он ведет канал «Echim Islomda/Разрешение проблемы в исламе» (на 20 января 72,2 подписчиков[9]. Посещений от 6 и до 40 тысяч). С августа 2021 – канал назван «Ahli zikr» («Поминающие Аллаха»). Судя по комментариям к видео роликам Абдулмумина, основная часть его аудитории молодые люди. Судя по стилистике и грамматическим особенностям комментариев, это малограмотные (в светском и религиозном отношениях) молодые люди. Из более чем 400 изученных комментариев и вопросов на его канале видно, что его аудитория в основном трудовые мигранты (преимущественно из РФ).
Обязательная тема его «беседах» (Suhbatlar) или в ответах на вопросы – это крайний антисемитизм (как обязательная партийная задача «Хизб») и очень агрессивная риторика в отношении представителей других конфессий (см. цитаты)[10].
Достаточно высокая популярность Абдулмумина, несмотря на его слабую теологическую эрудицию, кроется в предельной простоте его аргументации, акцент на самых актуальных проблемах мусульман (особенно трудовых мигрантов), упрощенное толкование политических событий и т.п. Слабые знания особенностей глобальной политики и экономики Абдулмумин компенсирует примитивным эгалитаризмом в исламском стиле. Правда, решения проблем и выход из проблемных ситуаций предлагается стандартный, в духе партийной пропаганды «Хизб» – мусульманам нужно восстановить теологическое государство Халифат и изгнать «неверных».
Другой популярный представитель радикальной религиозной оппозиции – Abdullah Zufar. Настоящее имя Zokir Abdullaev. 40 лет.[11] Zufar напрямую объявляет себя одним из идеологов моджахедов ИГ (ДАИШ). С этой же точки зрения он комментирует ситуацию в Узбекистане или соседних странах. Он категорически отвергает любую форму светского государства, в котором, как он полагает, «мусульмане теряют религию, подвергаются гнету и совершают грехи». Zufar считает, что мусульмане должны вступать в какие-либо отношения с «неверными» только в случае необходимости. Zufar полагает, что объявление джихада в Узбекистане «есть очевидное [религиозное] предписание» (fardi ‘ayn)»[12]. Для него территория Узбекистана является «Территорией войны» с мусульманами и поэтому он неоднократно объявлял допустимым насилие в отношении существующего правительства и физическое уничтожение «неверных», либо превращение их в «зимми»[13].
Кроме того, в Интернет-платформах активно посещаемыми остаются боты и каналы еще более 20 оппозиционных исламских пропагандистов (Содик Самаркандий/А. Ганиев, Абдулло Бухорий/Мирзаголиб Хамдамов, Абу Салох/Абу Салохий/Сирожиддин Мухтаров и др.), «уроки», лекции и обращения которых содержат крайне агрессивные выпады против «неверных».
Таким образом, пропаганда идеологии НЭ почти полностью иммигрировала в медиа-пространство. Протагонисты джихада неоднообразны в своих подходах и методах глобальной исламской пропаганды или своих оценках войны на Ближнем Востоке. Очевидно желание каждого из них доказать собственное превосходство в качестве богослова-учителя. Они иногда критикуют друг-друга, отстаивая свое эксклюзивное право и авторитет быть лидером моджахедов. Однако их объединяет крайняя агрессия по отношению к «неверным». Обязательной частью пропагандируемой ими идеологии джихада составляют «правила и условия убийства неверных» (китал ул-кафирун). Основания отыскиваются не только в своеобразно истолкованных религиозных текстах, но и интерпретациях глобальных событий (например, в Ливии, на Ближнем Востоке). Протагонисты НЭ и джихада пытаются сформировать новую мораль, которая снимает ответственность за убийство «неверных», отступников («неправильных мусульман»), возводя кровопролитие «чужих/неправильных» в прямую, религиозно мотивированную обязанность. Судя по значительному числу агрессивных комментариев такого рода контента, идеологи джихада отчасти добиваются своей цели: моральное переформатирования сопровождается почти полным «отключением» способностей их последователей к анализу, место которого заняли внушенные лекала о «всемирном джихаде против неверных и отступников». Этот вывод следует из мониторинга комментариев подписчиков к «урокам» этих «учителей джихада».
Мнения и опасения представителей религиозных меньшинств
В ходе исследований удалось свободно побеседовать с представителями 5 конфессий Узбекистана (лидеры и простые верующие православной и католической церквей, главы еврейской, бахаистской и буддийской общин).
Представители всех конфессий в официальных и неофициальных форматах подчеркивают свой политический конформизм, невмешательство в политику. Неожиданным оказалось то, что все собеседники высказывали позитивное отношение к вопросу о необходимости регистрации религиозных общин (процедура, сохраненная в новой версии «Закона о свободе вероисповедания и религиозных организациях»). Иными словами, почти все собеседники открыто поддержали правило регистрации религиозных общин, считая, что последняя версия «Закона о свободе вероисповедания» упростила регистрацию. Из опросов стало ясно, что главная причина поддержки этого правила – опасение очевидных угроз, возникающих от экстремистских организаций. В таких условиях, как полагают наши собеседники, государство должно видеть (посредством регистрации и контроля) с кем они имеет дело и в случае появления вызовов, должно иметь легитимное основание для оперативного реагирования. По крайней мере, сохраненное в новой версии упомянутого Закона правило регистрации воспринимается основной частью религиозных меньшинств Узбекистана как один из инструментов защиты религиозных меньшинств.
Возможно также, что мы имеем дело со скрытой конкуренцией между разными общинами. Это видно из комментариев опрошенных по поводу отказа от регистрации некоторым общинам (например, «Адвентистам 7-го дня»). Все опрошенные приняли сторону государства, считая «Адвентистов» больше политической, нежели религиозной организацией.
В последний год во время служб в храмах религиозных меньшинств (православных, бахаистских, буддийских, иудейских и др. храмах) Узбекистана появилась охрана, состоящая из наряда (2-3 милиционера). Объяснения этому разные, в том числе и алармистского свойства. Некоторые простые верующие строят конспирологические версии, например, уверяя, что «государство знает, что готовится нападение внутренних джихадистов», поэтому выставляет охрану. Главы общин дают более разумные и реалистичные объяснения, толкуя это обстоятельство общими правилами «охраны порядка» во время служб и молитв (в том числе и для мечетей, где тоже стоит охрана во время молитв).
Одновременно алармизм представителей неисламских конфессий появляется не на пустом месте. Религиозные меньшинства настораживает доминанта ислама в религиозной политике государства. Это выражается в очевидных идеологических и пропагандистских преференциях исламу через все виды СМИ, политические и образовательные ресурсы.
Корни этой проблемы уходят в период начала независимости, когда начались поиски новых форм национальной идеологии, в которой ислам оказался как его обязательный «компонент». В этом подходе отразилась рефлексия политического истеблишмента на всплеск интереса населения к исламу. Идеологические, социально-политические потрясения, бурные события, связанные с возрождением ислама (в том числе и появление сетей исламских экстремистов), поставило государство перед фактом, что отныне придется иметь дело с исламом в социальном поле. Это заставляло если не «управлять процессом», то хотя бы его контролировать, стимулировать альтернативные и ненасильственные формы религиозного возрождения, на фоне жарких религиозных споров внутри бурлящей общины, арбитром которых старалось выступить государство. Искаженно воспринятые и далеко неоднообразные этические и моральные матрицы в историческом прошлом по непонятным причинам стали рассматриваться как пригодные ориентиры в «национальных идеологиях» и в религиозной политике нынешних стран ЦА. Такой подход ставит под угрозу не только результаты модернизации (независимо от способов ее воплощения), но и заставляет сомневаться в светском характере режимов стран региона.
Усилия по восстановлению публичной и идеологической роли ислама политический истеблишмент мотивирует, во-первых, желанием сохранить контроль над его институтами, а главное предотвратить политизацию ислама. Во-вторых, стремлением противопоставить религиозно мотивированной идеологии НЭ лояльный и умеренный ислам, который в разных странах обозначают своими терминами («традиционный», «национальный», «ханафитский» и т.п.). Однако ни один из этих терминов не наполнен конкретным содержанием, не говоря о теоретических осмыслениях возможных последствий для религиозной политики, построенной на таких зыбких основаниях.
В Узбекистане «мероприятия», связанные с попытками создать «правильный/хороший» ислам, поражают своей масштабностью и дороговизной (создание исламских академий, учебных и религиозно-пропагандистских центров, курсов, организация симпозиумов и конференций и т.п.). На этих же желаниях построить приемлемые формы контрпропаганды и противопоставить «хороший», «умеренный» ислам исламу радикальному, построены официальные идеологии стран региона, а также другие сферы общественной жизни. «Исламские ценности» (как часть другой идеологемы – «наследие предков») вторгаются всюду, в том числе и в образовательную систему. В результате ислам вылился за пределы культурных и личных идентификационных маркеров и становится единственной идеологией большинства населения. Какие это обретет формы и что ожидать от этого процесса – пока не вполне ясно. Однако все эти не вполне осмысленные «мероприятия» заставляют сомневаться в светском характере режимов.
Политический истеблишмент оправдывает политику подчеркнутого предпочтения исламу тем, что в стране доминирует мусульманское население. Но это мало успокаивает представителей неисламских конфессий. Неоднократные официальные заявления о том, что государство стоит на страже межконфессиональной толерантности уже кажутся неубедительным представителям других верований в Узбекистане. Они ощущают серьезный дискомфорт и единственный выход видят в иммиграции из страны, которая увеличивается год от года и которую стимулируют и другие факторы, например, отсутствие перспектив для русскоязычного населения, проблемы в образовании и т.п.
Тем не менее, среди подавляющего большинства обычных мусульман (не богословов) толерантное отношение к представителям других конфессий сохраняется независимо от особенностей «актуальной идеологии», а большинство имамов стараются поддержать это качество своей «паствы». Хотя верующие (особенно молодые) все чаще оказываются под влиянием не только имамов, но и кибер-идеологов джихадизма. Причем представители неисламских конфессий (по их словам) внимательно отслеживают упомянутый выше контент узбекоязычных джихадистов и с тревогой отмечают растущую их популярность, судя по поднимающемуся уровню посещаемости этих каналов, а также по растущей агрессивности комментариев в них.
Заключение
СМИ Узбекистана нередко передают информацию о теплых встречах богословов разных конфессий, тексты взаимных поздравлений глав конфессиональных Управлений и тому подобное. Законы Узбекистана также гарантируют защиту конфессионального равенства, предусматривают наказание за нарушения законов в этой сфере. Однако в реальности угрозы межконфессиональной толерантности растут. Главный источники распространения не толерантного контента – исламские медиа, в которых прецеденты межконфессиональной неприязни и ненависти проявляются все чаще и чаще. Контент расходится среди мусульман и, судя по комментариям, крайне негативно отражается на степени реальной толерантности в среде молодых мусульман. Такое положение актуализирует исследование глубинных причин этой очевидной угрозы стабильности в стране и регионе.
В современном Узбекистане наблюдается неоднообразное понимание морали и правовых норм внутри гражданского общества (среди разных групп верующих, между верующими и теми, кто относится к религии формально), что порождает бурные дискуссии как среди богословов, так и разных сословий граждан. Это же обстоятельство оставляет простор для появления разнообразных (в том числе и нетолерантных) версий и интерпретаций ислама
Попытки свести религиозность к компоненту «национальной идеологии» или к нормам общественной этики крайне сомнительны в смысле ожидаемых эффектов и неизбежно переводит религию из личной, интимной сферы в сферу общественную. Уже сейчас очевидно, что подобные ожидания (например, исключительно «нравственности» – как формы общественной морали и этики) строились на плохом знании догматики, истории и социологии ислама.
Еще более очевидно, что государства региона не справляются с несвойственной для себя функцией – создавать и монопольно регулировать этот самый «гражданский ислам», опираясь на лояльных богословов. На деле такая противоречивая и непродуманная политика приводит как раз к противоположным результатам, чем ожидают политики. Во-первых, потому, что активная «государственная исламизация» ускоряет тотальную религизацию общества, вымывает и без того слабые светские и национальные традиции и культуру среди основной части населения. Это обстоятельство также отрицательно влияет на степень толерантности простых мусульман.
Во-вторых, создан класс «государственных мулл», значительная часть которых уже активна в кибер-пространстве, постепенно предпочитает играть свою роль не только в социальном, но и в политическом поле, заявляя, например, о праве мусульман выдвигать «своего президента», отменить светские законы, прогнать из стран «неверных» и т.п. Исламские лидеры и подконтрольные государствам религиозные организации — это общественные силы, обладающие большим мобилизационным потенциалом, которые могут быть использованы как для поддержки политики государства, но так и для противодействия ей. В обстановке опасений, связанных с терроризмом, государства региона полагаются на лояльность этих «официальных богословов». Но эта лояльность не может быть статичной, в силу упомянутых особенностей ислама в современном мире.
В-третьих, навязчивая опека странами ЦА ислама и его организаций способствует росту его доминирующей роли по отношению к другим религиям и ставит под сомнение политику толерантности. Усилено пестуемые и пропагандируемые государственной пропагандистской машиной исламские нормы трансформируются в религиозные убеждения и идентичность большинства населения, формы которых далеки от ожидаемых социальных и политических конфигураций для «гражданской религии», вне зависимости от того, что проповедуется («мирный ислам» или его иные «версии»). Исламизация идеологии приводит к вытеснению светского компонента из маркеров национальной идентичности и подспудно стимулирует нетолерантное отношение к представителям других конфессий.
В целом попытки «регулировать ислам», используя его как компонент «официальной идеологии», способствуют переформатированию самоидентификации мусульман, у которых складывается коллективная исламская этика и нормы поведения и, как следствие, культурная автономия. Такая государственная политика «поощрения ислама» дает основания усомниться в светском характере современного государства и нарушает его обязательства по отношению к другим конфессиям. По сути, все это результат непрофессионально выстроенных стратегий в религиозной политике.
Сегодня уже очевидно, что для Узбекистана нужна качественно новая религиозная и межконфессиональная политика на основе комплексных аналитических заключений профессиональных экспертов разных сфер (социологи, религиоведы/исламоведы, политологи, психологи). Пришло время более совершенных и эффективных механизмов организации религиозного пространства, обновлять систему образования, ориентированную на общечеловеческие ценности.
Рекомендации
— Последовательное соблюдение принципа равноудаленности государства от всех религиозных организаций (прежде всего исламских), с подтверждением принципов светскости, толерантности и одинакового отношения к представителям всех конфессий;
— Строить государственную политику в религиозной сфере самостоятельно, на выверенных научных основах, а не на зыбких и искаженно воспринятых парадигмах консервативной религии;
— Развивать и законодательно закрепить прикладные исследования контента радикальных пропагандистов в независимых и государственных исследовательских центрах, способствовать их координации и сотрудничества, с целью изучения и выявления стратегий «сокрытия» деструктивного контента и разработки алгоритма его ограничения;
— Государственная пропаганда «исламских ценностей» должна быть связана с его культурными и цивилизационными компонентами, но не с догматикой, которое следует оставить как прерогативу самих религиозных организаций и богословов, регулируя их деятельность исключительно правовыми инструментами;
— Инициировать на государственном уровне межконфессиональные и межкультурные форумы, с активным участием молодежи, в том числе и верующих;
— В образовательной системе (прежде всего в школах) развивать и закреплять продвижение ценностей этнического и конфессионального разнообразия. Укреплять идеи, направленные на понимание других национальностей, конфессий с целью снизить уровень разрозненности и отчуждений;
— Публичное и открытое продвижение идеи светского демократического государства, как гаранта стабильности, политической мобильности на международной арене;
— Разработать Кодекс функций чиновников, усилив их ответственность перед Законом и исключив из него ориентацию на религиозную этику в официальной риторике и деятельности.
Использованная литература:
Грей Д. 2003. Поминки по Просвещению: политика и культура на закате современности. Москва: Праксис.
Мельник С.В. 2012. Межрелигиозный диалог: проблема семантики и критика основных стратегий. Грамота, № 2 (16) 2012, часть 2, с. 129-134.
Тиллих П. 1995. Христианство и встреча мировых религий // Тиллих П. Теология культуры. Москва: Юрист.
Babadzanov B. 2007. Le Jihad — ideologie “l’Autre” et de “l’Exile” a travers l’étude de documents du Mouvement Islamique d’Ouzbékistan. Dans: H. Fathi (ed.), “Les Islamistes d’Asie central”. Cahiers d’Asie central. No 15-16 (2007). P. 140-159.
Newman J. 1982. Foundations of Religious Tolerance. Toronto: University of Toronto Press.
Ruokanen, Miikka. 1992. The Catholic Doctrine of Non-Christian Religions: According to the Second Vatican Council. Brill.
Sharpe E. J. 1977. The Goals of Inter-Religious Dialogue. In: J. Hick. L. (Ed.) Truth and Dialogue. The Relationship between World Religions / J. Hick. L.
Siddiqi M. H. A Muslim Response to John Hick: Trinity and Incarnation in the Light of Religious Pluralism // Three Faiths — One God. — Р. 213.
Интернет-ресурсы:
Асадуллин Фарид. Каждому провозвестию – свой черед. Диалог религий глазами мусульман. 12.21.2005. НГ-Религии. http://religare.ru/2_24128.html (последнее посещение: 15.09.2021).
Всеобщая декларации прав человека ООН 1948 года (с поправками и дополнениями) (http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_120805/) (последнее посещение: 15.09.2021).
Sidi Mahmoud Hilal. Tasrihat Bindikit wa bayan Nustira aytati. Anhiraf ‘am amtidad? («Заявления Бенедикта и заявления «Nostra aetate»: отклонение или расширение?»). Al-Jazeera. 27/9/2006. https://www.aljazeera.net/opinions/2006/9/27/تصريحات-بنديكت-وبيان-نوسترا-آيتاتي (последнее посещение:12.10.2021) (на арабском языке).
Siddiqi M.H. 1989. A Muslim Response to John Hick: Trinity and Incarnation in the Light of Religious Pluralism. In: Hick J., Meltzer E.S. (eds) Three Faiths — One God. Library of Philosophy and Religion. Palgrave Macmillan, London (https://doi.org/10.1007/978-1-349-09434-9_22) (последнее посещение: 15.09.2021).
[1] Подсчеты Центра научных исследований Международной Исламской академии (июнь-июль 2019 г.). Отчет не опубликован.
[2] Визит Усмонхона Алимова в США. https://uznews.uz/ru/article; Верховный муфтий Узбекистана посетил одну из старейших мечетей США. http://islam.ru/news/2019-05-27/55295. 27 мая 2019 (последнее посещение 14 сентября 2021).
[3] См., например: https://youtu.be/QDK7HaCIT1M
[4] Зарегистрирован: 30.08.2017. Учредитель, администратор и главный редактор Mubashir Ahmad. Адрес в фейсбуке: https://fb.me/azonuz; в твиттере: https://twitter.com/azonuz. Посетители по платному трафику в феврале от 13, 7 и до 22,5 тыс.; по бесплатному трафику (TAS-IX): от 6,1 до 16,2 тыс.
[5] Зарегистрирован 25.09.2017. Учредитель, администратор и главный редактор тот же Mubashir Ahmad.
[6] «Missionerlar yana g’imirlab qolishdi/Миссионеры снова зашевелились» (https://aniq.uz/uz/yangiliklar/-missionerlar-yana-gimirlab-qolishibdi) (последнее посещение: 12.08.2021).
[7]Alloh hatto kofirga ham muloyim bo’lishni buyurgan/Аллах велит быть мягче к неверным (https://aniq.uz/yangiliklar/alloh-hatto-kofirga-ham-muloyim-bulishni-buyurgan) (послед посещение: 16.07.2021).
[8] Информация на 27 янв. 2021 г. (https://www.youtube.com/watch?v=fnd8_9EVTPE. 83 247 просмотров.
[9] https://www.youtube.com/watch?v=Oj1WQ_8yqnQ
[10] «Mana Haqiqat!/Вот Истина!» (https://www.youtube.com/watch?v=K67nu9J3mdo 30 янв. 2020 г.; «Kofir malaylariga imkon bermaymiz!/Не оставим шансов прислужникам неверных!» (https://www.youtube. com/watch?v=sdGo8ifZYIg. 28 янв. 2020 г.; «Dumingiz uzilib qolmasin, ketingiz ro’rinib qolmasin!/Пусть не оторвется ваш сатанинский хвост и не оголится ваш зад!» (17 февр. 2020) (последний просмотр 12 августа 2021). При посещении этого бота открываются десятки других монологов в канале М.Abdalmumin с похожими выступлениями.
[11] Родился в сел. Пайшанба Самаркандской области. Учился в медресе Самарканда и в Ташкенте. В 2008 перебрался в Египет, где учился в университете «Ал-Азхар», где попал под влияние местных салафитов. В 2014 году депортирован из Египта, оказался в Турции. В 216 г. вернулся в Египет, несколько раз подвергался арестам вместе с египетскими салафитами. Имеет более 10 тыс. подписчиков (на 28 января 2020). Некоторое время проживал в Сирии и вел пропаганду среди узбекоязычных моджахедов. Сейчас проживает в Турции (https://www.youtube.com/watch?v=An5pDJzbZp0).
[12] «Jihod Farzi ayn. Abdulloh Zufar darsliklari/Джихад – очевидное религиозное предписание. Уроки Абдуллоха Зуфара» (https://www.youtube.com/watch?v=9zTB1x3i28g. 13. 01. 2020г.) (последний просмотр 12.08.2021).
[13] Там же. Зимми – сословие не мусульман в исламской стране, обязанные выплачивать дополнительный налог и лишенный части политических и гражданских прав.
