Такова была тема очередного ситуационного анализа, проведенного Центром евразийских исследований Санкт-Петербургского государственного университета в партнерстве с Информационно-аналитическим центром МГУ. В экспертном совещании приняли участие директор Центра евразийских исследований, профессор СПбГУ Александр Колесников, директор Центра изучения региональных угроз Виктор Михайлов (Узбекистан), Аналитик Vision & Global Trends Фабрисси Виельмини (Италия), директор Центра исследовательских инициатив «Ma’no» Бахтиёр Эргашев (Узбекистан), профессор Казахстанско-немецкого университета Рустам Бурнашев, директор Центра изучения проблем европейской интеграции Белорусского государственного университета Юрий Шевцов, заведующий кафедрой мировой политики факультета международных отношений СПбГУ Дмитрий Барышников, директор ИАЦ МГУ Дарья Чижова, старший научный сотрудник центра постсоветских исследований ИМЭМО РАН Станислав Притчин (заочно), шеф-редактор ИАЦ МГУ Александра Перминова. Организатор и ведущий ситуационного анализа — профессор СПбГУ Александр Князев.
Участники ситуационного анализа в целом совпадают в мнениях о причинах произошедших событий, имеющих комплексный характер, основными из которых являются ошибочная социально-экономическая модель всего постсоветского развития Казахстана и крайне неудачный сценарий транзита власти. Так, по мнению Виктора Михайлова, «транзит власти в Казахстане прошел неуспешно, и мы являемся свидетелями последствий этого неудачного транзита». Фабрисси Виельмини отметил, что «базовая причина — несправедливая экономическая модель, по которой следовала страна 30 лет и которая привела к чрезвычайному неравенству в обществе». По мнению Бахтиёра Эргашева, «главная причина заключается в том, что в Казахстане был сформирован режим олигархического капитализма с очень сильными элементами компрадорства как среди крупной буржуазии, так и среди управленческой элиты. Элита компрадорская и она мало связывает свои интересы с Казахстаном». По мнению Александра Князева наличие конфликта между двумя группами элиты очевидно. С одной стороны это условно «команда президента Токаева», с другой так же условно — «семья и окружение бывшего президента Назарбаева». Это — главная сущность конфликта, естественный социальный протест, порожденный той экономической моделью, о которой уже говорили, этот протест был использован и стал фоновым, он был просто использован для принципиального изменения конфигурации внутриэлитного конфликта. Как попытка сохранения своих позиций одной из названных сторон в меняющейся ситуации».
Дмитрий Барышников в обсуждении внешних воздействий, предложил с точки зрения системного анализа международных отношений обратить внимание на вопрос: «Через пять месяцев после вывода американских войск из Афганистана происходят события в Казахстане. Существует ли какой-то «афганский след» или какая-то связь между этими событиями? И почему это Казахстан, ведь, помнится, первыми кандидатами на дестабилизацию на фоне постамериканского Афганистана называли Таджикистан и Киргизию?.. Частичный ответ на этот вопрос дал Виктор Михайлов: «Если говорить не об информационном участии, а о каком-то прямом участии боевиков извне, это, допустим 15-20 человек. Технологически перебрасывать боевиков из Афганистана в Казахстан чрезвычайно сложно. Есть определенная логистика, в рамках которой молодые люди оказываются в лагерях по подготовке боевиков. Первое, что делается по прибытии этих рекрутов на место — у них забирают документы и публично уничтожают. С этого момента их жизни принадлежат группировке, «халифату», они уже записаны в «шахиды». Изготавливать какие-то паспорта в Афганистане, чтобы по ним можно было бы выехать и добраться до какой-то страны — это почти нереально. Гораздо реальнее было подготовить боевиков внутри Казахстана, в переброске же из Афганистана я сильно сомневаюсь». С Михайловым согласился и Александр Князев: «Думаю, что говорить — хотя и гипотетически, конечно, — можно о другом. Большое количество граждан Казахстана принимали участие в боевых действиях в составе террористических группировок в Сирии и Ираке. Сейчас есть много вопросов к спецслужбам Казахстана в обсуждаемых событиях в целом. Но даже если предположить, что они выполняли свои обязанности в контроле за возвращающимися с Ближнего Востока боевиками, легко предположить, что эта фильтрация вряд ли была стопроцентной и идеальной. Десятки таких людей с боевым опытом могли вернуться и, так сказать, «залечь» до поры до времени. Можно с натяжкой допустить, что было среди участников какое-то совсем небольшое число граждан дальнего зарубежья, были граждане соседних по региону стран, но как-то все это не тянет на некий глобальный заговор с целью присоединения Казахстана к тому «халифату», который уже давно не состоялся и на Ближнем Востоке. Эти группы террористов просто попытались «оседлать» уже возникшее движение. Сами, или кто-то их подтолкнул — это, видимо, тоже из серии вопросов к прокуратуре и следствию».
Участники ситуационного анализа согласились с тем, что важным фактором эскалации конфликта стало вовлечение в него криминальных групп и террористических групп. При этом общее большое сомнение вызывает официально называемый масштаб этого участия. По мнению Александра Князева, прямо, или косвенно, но и этот фактор связан с окружением бывшего президента Назарбаева. Речь о бывшем руководстве Комитета национальной безопасности, обслуживавшем интересы «семьи». С учетом предстоящих транзитов власти в Таджикистане и Туркмении, там эта проблема выглядит весьма актуальной, говорит Александр Князев. По опыту Туркменистана, заметил Бахтиёр Эргашев, «можно вспомнить 2007 год и фигуру Акмурада Реджепова, его роль в тогдашнем туркменском транзите. Тогда это было очень серьезно и, как мне кажется, именно после этого президент Туркмении и начал серьезно работать с кадрами в своих спецслужбах. Тогда вполне был вероятен приход Ахмурада Реджепова к власти, и правильно отмечено, что и в Узбекистане был феномен заместителя председателя СНБ Шухрата Гулямова с его попыткой поиграть в государственный переворот». «Я думаю, что, все-таки, главная причина транзитных рисков кроется в том, что во всех странах Центральной Азии, за исключением, может быть, Узбекистана, отсутствует консолидированная национальная элита — она вся фрагментирована. В состоянии фрагментации подобного рода катаклизмы, произошедшие недавно в Казахстане, могут проявиться, где угодно», — констатировал Александр Князев.
Распространение салафитских, как и других радикальных религиозных течений в Казахстане и других странах Центральной Азии — факт общеизвестный. Но в январских событиях в Казахстане он едва ли не впервые заметно проявился как один из важных факторов дестабилизации. Виктор Михайлов уверен, что угроза религиозной радикализации находится на восходящем тренде и требует особого внимания. По мнению эксперта, «салафитский фактор, который раскручивал человек близкий к президенту, его близкий родственник, является серьезной угрозой для региона. И в Узбекистане эту угрозу почувствовали, потому что есть Южный Казахстан, который также был подвержен салафитскому влиянию». Еще больше беспокоит, говорит Виктор Михайлов, уровень радикализации самого центральноазиатского региона. «То, что творится в закрытых группах соцсетей, телеграмм-каналах, например, как обсуждались эти события в Казахстане — это большая отдельная тема, этот материал заслуживает того, чтобы его собрать и проанализировать. Потому что то, что писали, в частности, в узбекских группах, на узбекском языке, где радикальный салафитский момент был наиважнейшим, — это серьезнейшая проблема, которая в недалеком будущем ожидает всех нас». «После событий в Афганистане мы видели просто взрыв салафистских и других радикальных мыслей в интернет-пространстве. События в Казахстане стали еще одни поводом, чтобы антимодернизационные силы вышли в медийное пространство и стали во многом диктовать свои правила», — дополняет Бахтиёр Эргашев.
Рустам Бурнашев считает же, что говорить нужно не столько о радикализации, сколько о том, что увеличивается фрагментация элит. Основной вопрос — это сокращение ресурсов, тех ресурсов, на которых выстраивался баланс интересов между группами влияния, в Казахстане это стало наиболее очевидным. Нестабильность и падение цен на углеводородные ресурсы, сокращение поступления финансов в карантинный период, достаточно длительный, привели к тому, что ресурсов не хватает, вот эта фрагментация групп интересов очень сильно увеличивается. Сокращение «кормовой базы» элит — так обозначил это явление Бахтиёр Эргашев.
По оценкам Юрия Шевцова, можно говорить о том, что возникли предпосылки к большим изменениям в системе безопасности всего региона в связи с казахстанскими событиями. «Во-первых, потому что себя очень эффективно проявила ОДКБ и как раз в момент обострения отношений между Западом и Россией. Значит, со стороны Запада будет ответ на эту эффективную акцию ОДКБ на его новую роль в регионе. В чем будет заключаться ответ, сказать сложно, но не может быть без ответа такое изменение в пользу ОДКБ и ситуацией в регионе». Вообще, в прогнозных оценках участников ситуационного анализа можно отметить общее преобладание оценок пессимистического характера. Так, Дарья Чижова ставит под сомнение тезис о том, что транзит власти в Казахстане завершен. «Сейчас начинаются перестановки в холдинге «Самрук-Казына» и в квазигосударственном секторе, в крупном бизнесе, все это аффилировано с «семьей». Соответственно, кадровые перестановки повлекут за собой и переделы сфер влияния». А Станислав Притчин отмечает, что «кадровая скамейка у Касым-Жомарта Токаева не такая уж большая, поэтому он на первом этапе вынужден опираться на старые кадры». Создается очень высокая планка ожиданий у общества от работы нового правительства, что в случае проблем с реализацией планов может вызвать точки нового социального напряжения в перспективе. По мнению же Бахтиера Эргашева, все, что пока анонсируется руководством Казахстана, «это пока косметические изменения. Не поставлен вопрос о том, будет ли меняться экономическая модель. Имеется в виду модель олигархического компрадорского капитализма, когда сохраняются сырьевая направленность экономики, преобладание зарубежных компаний в ключевых сырьевых сферах экономики страны».
