Крах советского тоталитарного режима привел не только к окончанию холодной войны. Он породил надежды на то, что мировое противостояние, время от времени угрожавшее самому существованию человечества, никогда больше не повторится.
Надежды эти были столь велики, что вашингтонский политолог Фрэнсис Фукуяма поспешил провозгласить конец истории. Конец в том смысле, что отныне из нее исчезнут войны, конфликты и вообще какие-либо драматические события. Увы, действительность опровергла пророчества Фукуямы до того, как успели высохнуть чернила на последней странице его нашумевшего опуса «Конец истории». Воинствующий исламский фундаментализм, радикальные исламские режимы в Иране, Судане и некоторых других мусульманских странах – вот что стало главным дестабилизирующим фактором.
Мировая исламская община, или «умма», многонациональна и даже многорасова. Она насчитывает почти 1,5 млрд человек – четверть населения земного шара. При этом «умма» постоянно расширяется, захватывая даже такие страны, как Австралия и Америка. В 35 странах мусульмане составляют большинство населения, в двадцати из них ислим – государственная религия. В двадцати других мусульмане составляют влиятельное меньшинство. Мусульманская община оказывает заметное влияние на общественно-политическую жизнь более чем 120 стран Азии и Африки.
Сегодня мы предлагаем нашим читателям познакомиться со статьей политолога Эйтана Финкельштейна «Ислам в современном мире».
«Политический ислам» уже давно вышел за пределы мусульманского мира, став предметом тревожного внимания мировой общественности. Нет сомнения – то, что происходит внутри мусульманского сообщества, станет определяющим фактором мирового развития в XXI веке. Главное же, что там происходит, – это рост влияния воинствующего исламского фундаментализма. И хотя истоки исламского фундаментализма восходят к четырнадцативековому прошлому мусульманского мира, главная особенность воинствующего исламского фундаментализма — это его устремленность в будущее.
Нужно отметить, что основоположники этого учения начинали либо как традиционные богословы, либо как люди, желающие очистить лично себя от скверны современной жизни. Однако в дальнейшем они оказались втянуты в водоворот общественной жизни ходом событий как в их собственных странах, так и на мировой арене.
Сегодня фундаменталисты добиваются политической власти с целью радикально изменить общественное устройство в своих странах, в мусульманском и в остальном мире. Во всяком случае, воздушная атака на США 11 сентября 2001 года не оставляет в этом сомнений. Причем большинство фундаменталистов видят в возврате к насилию, к средневековым методам борьбы лучший способ одолеть приверженцев западного образа жизни или просто умеренных прогрессистов.
Конечно, сторонников такой позиции в мусульманском мире меньшинство, тем не менее, число воинствующих фундаменталистов постоянно растет. Они уже сегодня представляют из себя серьезную угрозу советским правительствам в арабских странах. Исламский фундаментализм может оказать на арабский мир более глубокое влияние, нежели застарелый конфликт с Израилем или «свежее» противоборство с Ираном. Правительства в Алжире и в Египте уже сегодня стоят перед открытым вызовом исламистов. Обстоятельства самого различного свойства стимулируют рост воинствующего фундаментализма и в других арабских странах. Одним словом, как говорит профессор Каирского университета Хасан Ханафи: «Ислам идет. Вопрос в том, какой это будет ислам – либеральный или фанатичный?»
Ответ на этот вопрос важен не только для мусульман. Как подчеркивал советник индийского правительства по делам мусульманского населения Мохамед Абхар, после прекращения холодной войны внутри мусульманского мира начали вызревать семена новой конфронтации с Западом. Повсюду в исламском мире, от Магриба до Пакистана, начинается борьба за новый мировой порядок. Исход этой борьбы предсказать невозможно, ибо исламский фундаментализм – явление куда более сложное, чем то, что можно было назвать возрождением ислама, возвратом к чистой вере и т.д.
Немногие верующие становятся бомбометателями-камикадзе. Большинство обращается к исламу в поисках ответа на фундаментальные вопросы бытия, а также в попытке решить проблемы, которые не помогли им решить политические и социальные структуры прокоммунистической или прозападной ориентации. Победное шествие воинствующего исламского фундаментализма связано с крахом надежд и разочарованием, которые переживают сегодня миллионы людей, живущих на обширных пространствах мусульманского мира. Фундаментализм поднимается из обломков разбитых вдребезги надежд и мертвых идеологий. Что и говорить, мусульманский мир «кушает» сегодня и то и другое.
Борьба исламских фундаменталистов не только вызывает беспорядки на Ближнем Востоке и в Северной Африке, она угрожает изменить баланс сил в мире, сложившийся после окончания холодной войны. Революционное, воинствующее крыло исламских фундаменталистов многим обязано войне в Афганистане. Именно она сплотила молодых борцов за дело ислама из разных стран, дала им боевой опыт, международные связи, уверенность в своих силах.
Хотя формально революционные исламистские группы были запрещены во многих арабских и мусульманских странах, а кое-где даже преследовались, умеренные и даже военные режимы этих стран негласно терпели, а то и поощряли подпольное исламистское движение, видя в нем противовес местным левым и отнюдь не призрачной коммунистической угрозе. Те воинственные исламские группы, которые сосредотачивали свои усилия на борьбе с Израилем, поощрялись открыто. Так что не будет преувеличением сказать, что советские арабские режимы сами выпестовали тех, кто сегодня представляет для них смертельную опасность.
Парадокс заключается в том, что именно исламские фундаменталисты более, чем кто-либо другой, пожали плоды нового демократического климата, возникшего после крушения коммунизма и развала прокоммунистических групп в мусульманском мире. Именно фундаменталисты представляют сегодня единственную организованную оппозицию во многих арабских странах.
Взять, к примеру, Алжир. В течение всех 30 лет правления промосковский режим подавлял и преследовал своих светских противников. Но вторгнуться в мечеть алжирские власти не решались. На практике они демонстрировали терпимость к религии, полагая, что это придает им легитимность в глазах значительной части населения. Когда же после падения советской империи алжирское руководство вынуждено было пойти на политическую и экономическую либерализацию, оно оказалось без союзников, но зато перед лицом мощной оппозиции. «Исламская армия спасения» бросила вызов «безбожному» режиму. Как писал по этому поводу журнал Economist: «Призывы мечети набирают силу параллельно с падением влияния правительства, так как на протяжении всех лет репрессий мечети были единственными крепостями, которые не были взяты, а их лидеры остались неподкупными».
В Центральной Азии исламисты тоже представляют серьезную силу. Правда, в Индии и Пакистане они еще не выдвигают далеко идущих целей, тем не менее, многие исламские группы, в частности, секта ваххабистов знает, как извлечь выгоды из ситуации, сложившейся после падения советского режима. В Узбекистане ваххабисты сначала захватывают заброшенную мечеть или клочок земли в центре какого-нибудь города, а затем требуют передать им эти «мусульманские ценности» до тех пор, пока власти не идут на уступки. Затем они пропагандируют основы исламской веры, обучают людей молиться, спорить с неверными. А уж потом заводят разговор и о создании исламской республики, о свержении «коммунистического» правительства в Ташкенте.
На Ближнем Востоке завершение «холодной войны» также ознаменовалось подъемом исламского фундаментализма. В Израиле и в арабских странах с умеренными режимами в свое время видели в исламистах союзника в борьбе с постоянно расширявшимся проникновением Советского Союза в палестинское национальное движение. И лишь сравнительно недавно там поняли, что исламисты – враги более масштабные, тонкие и опасные, чем все просоветские группы ООП вместе взятые. Исламисты умеют создавать эффективные организации и побеждать на выборах. Они уже победили на местных выборах и вошли в муниципальные советы в ряде городов Иудеи и Самарии. В секторе Газы исламисты оказывают решающее влияние на все сферы общественной жизни. Образование, театр, футбол – все здесь имеет привкус исламизма. Местные исламисты действуют в строгом соответствии с указаниями своего лидера, доктора Аз-Захара: «Мы прививаем обществу здоровый иммунитет, мы боремся против наркотиков и аморальности. Это часть «Джихада» — борьбы против неверных».
Итак, исламский фундаментализм обладает огромной внутренней энергией, большим запасом динамизма. Он устремлен в будущее. Но он не только призывает к борьбе с неверными, не только вкладывает знамена в руки своих воинов, он заботится о них самих и об их семьях. В этом его сила. Но не только в этом. Исламский фундаментализм интернационален по своей сути. Ислам в своем чистом виде тоже не знает границ, но фундаменталисты, как видно, решили изменить существующее положение вещей, когда мусульманские страны ненавидят и борются друг с другом еще ожесточеннее, чем с «неверными».
В Афганистане плечом к плечу сражались молодые фундаменталисты из более чем 20 стран. Да и в арабском мире годы совместной работы в условиях подполья, необходимость постоянно скрываться, переезжать из страны в страну, сплотили исламистов разных стран. Еще более монолитны те группы фундаменталистов, образовавшиеся в Западной Европе и США, куда от рук собственных правительств бежали десятки тысяч воинственных исламистов из разных стран.
Любопытно, что для многих наблюдателей и для широкой общественности в США самым примечательным фактом в деле о взрыве в нью-йоркском торговом центре было то, что группа террористов представляла из себя конгломерат из представителей Судана, Египта, Иордании, Пакистана, Палестины и Соединенных Штатов. И все они беспрекословно подчинялись шейху Омару Абдул-Рахману — слепому духовнику из Египта, которого органы американской юстиции наконец-то решили отдать под суд.
Шейх Абдул-Рахман, духовный наставник египетской воинствующей секты «Гама а-исламия», хорошо известен в США и во многих арабских странах. Где бы ему ни пришлось проповедовать, он использует свой талант пламенного оратора для распространения воинственного духа исламизма. Смысл его проповедей, согласно газете «Аль-Хаир», сводится к следующему: «Мусульмане должны убивать врагов Аллаха в любом месте и любым способом, чтобы освободить себя от сионизма, коммунизма и империализма».
Несмотря на широкую известность и популярность, многие эксперты считают, что отнюдь не Абдул-Рахман является главным идеологом воинствующего исламского фундаментализма. Идеологический центр исламизма находится в Хартуме, его главная интеллектуальная сила – философ Хасан Аль-Тураби. Тураби возглавляет «Суданское братство мусульман», столь радикальное и бескомпромиссное, по сравнению с которым воинствующий суданский режим кажется вполне умеренным. Как теоретик Тураби разработал обширную идеологическую программу, включающую практически все направления современного исламизма. Как практик он является архитектором программы насильственной исламизации суданских христиан, включающей массовые распятия на крестах. Более того, он сумел заключить тройственный союз с главой тунисских исламистов Рашидом Аль-Ганнучи и с тем же египетским шейхом Абдул-Рахманом. Тураби стал основателем своеобразного исламистского интернационала. Духовный центр этого интернационала находится в Судане, реальная опора – в Иране.
Вопрос о роли Ирана в распространении идеологии и практики воинствующего фундаментализма чрезвычайно важен. Является ли Иран главной и единственной силой современного исламского фундаментализма, то-есть тем же, чем Советский Союз был в деле распространения коммунизма? От ответа на этот вопрос зависит как понимание природы исламизма, так и прогнозы относительно его успехов или неудач.
С одной стороны, все как будто ясно. Правительства Туниса, Египта, Алжира, Израиля и других стран Ближнего Востока и Северной Африки открыто обвиняют Тегеран в поддержке антиправительственных исламистских группировок в своих странах. Так, египетский президент Мубарак в интервью лондонской Times прямо заявил: «…при всем том они, то есть исламисты, ведут себя как младенцы, обработанные Ираном».
Ни для кого не секрет, что Тегеран – прямой и откровенный враг многих правительств в арабском и мусульманском мире. После исламской революции Хомейни и его последователи начали обращаться к единоверцам в разных странах через головы «безбожных» правительств. Иранские лидеры не скрывают ненависти к умеренным, либеральным и даже военным режимам в арабских странах, открыто призывают к их свержению. Вместе с тем официальный Тегеран опровергает факты предоставления им финансовой и военной помощи антиправительственным группировкам в Египте или в других странах, хотя и не отрицает, что помогает ХАМАСу в борьбе с Израилем (но и здесь иранцы утверждают, что помощь фанатикам носит гуманитарный характер).
Понятно, заверениям Тегерана никто не верит. Рука Ирана или по крайней мере его тень стоит за всеми «подвигами» исламистов, начиная от распятий суданских христиан и кончая взрывом в Нью-Йорке. Грозной силой Иран делают революционная природа его идеологии, умение манипулировать религией для достижения политических целей и старое правило всех фанатиков: цель оправдывает средства. Умеренные лидеры мусульманского мира из разных стран едины в том, что после крушения СССР хомейнизм представляет наибольшую угрозу странам Ближнего Востока, Северной Африки и всего мусульманского мира.
И все же было бы ошибкой считать, что сила исламского фундаментализма исключительно в поддержке Ирана. Да, две радикальные исламские республики – Иран и Судан делают все, чтобы поощрить религиозных фанатиков в арабском и мусульманском мире. Однако вызов, брошенный фундаменталистами, изначально был связан с внутренними проблемами арабских стран. С политической нестабильностью и узурпацией власти, с экономическими просчетами и вопиющим социальным неравенством. А, в конечном счете, с бедностью и нищетой, с безработицей, отсутствием перспектив для молодежи.
Вот что пишет по этому поводу исследователь из Гарвардского университета Фаваз Джергез: «Для некоторых наблюдателей исламский фундаментализм механически заменил коммунизм в качестве доминирующей антизападной силы в регионе. Однако, выставляя на первый план завоевания радикалов или муссируя роль Ирана, эти люди затушевывают истинные причины победного шествия исламского фундаментализма. Да, Тегеран поддерживает и поощряет исламистов-экстремистов, но не в поддержке Ирана их подлинная сила. Она в самой природе недемократических арабских государств. Авторитарные режимы здесь узурпируют политическую деятельность, ослабляют гражданское общество, создают вакуум в сфере идей. Все это дает исламистам карты в руки. Политические же репрессии, которые на них обрушиваются, позволяют исламистам представлять себя в качестве единственной альтернативы сегодняшнему авторитарному порядку».
Как и весь остальной мир, арабские и мусульманские страны ощутили ветер перемен, который подул после крушения советского режима. Однако, как выразился пакистанский обозреватель Мушахид Хусейн: «Россия и страны Восточной Европы получили новое удостоверение – теперь ониинтегральная часть христианского мира, часть Запада. Будущее же арабских стран осталось в тумане».
В период холодной войны арабские страны оставались на задворках мировых событий, были статистами в глобальном противоборстве сверхдержав. Одни пользовались политической и экономической поддержкой Советского Союза, другие, играя на страхе Запада перед коммунистической угрозой, умудрялись получать от него немалую помощь. Сегодня СССР не существует, США же погружены в свои внутренние проблемы. Так что арабский мир оказался целиком во власти собственных политических страстей. Это и породило глубокий кризис. Особенно очевиден кризис власти, ибо противоречия между авторитарными, давно дискредитирующими себя режимами, и зарождающимися гражданскими обществами обобщились до предела. Во всем арабском мире — от Сирии и Иордании до Египта и Саудовской Аравии — механизмы власти не совершенствовались десятилетиями. Несмотря на технический прогресс, на растущий уровень образования, на революцию в области информации, политический порядок, наделяющий правителей почти абсолютной властью, остался неизменным.
Конечно, большинство мусульман не приемлет экстремизм воинствующих исламистов. Лишь незначительное меньшинство готово жить в обществе, которое существует в Иране. Но, как пишет Джергез: «Генезис воинствующего ислама лежит во внутренней динамике арабского общества, и если арабы и другие мусульмане не смогут создать современные гражданские общества, они вероятнее всего повернутся лицом к исламу.
Взрыв во Всемирном торговом центре в 1993 г. и последовавшие тогда аресты воинствующих исламистов вызвали к жизни широкую международную дискуссию о роли ислама в современном мире о его извечном противостоянии Западу. Дискуссия эта отнюдь не дала ответы на все вопросы; тем не менее откровенные и весьма острые дебаты на эту тему уже тогда позволили расставить акценты, выяснить хотя бы в общих чертах позиции сторон. Более того, они вынудили исламистов высказаться по вопросам, по которым те предпочитали хранить молчание — в частности, по вопросу о том, как они видят будущее мусульманского мира, какой представляется им роль ислама на международной арене.
Первый вывод, к которому склоняется большинство практических политиков и политических обозревателей, сводится к тому, что в противоборстве «Ислам – Запад» религия как таковая играет подчиненную роль. Причина возникновения нового конфликта или обострения старого заключается в том, что в период холодной войны ислам, с его ненавистью к атеистическому коммунизму, рассматривался Западом в качестве союзника. Но не более того. Сегодня, когда коммунизм пал, Западу приходится иметь дело с самим исламом, политические интересы которого часто не совпадают с интересами Запада.
Антизападные взгляды в исламском мире – не новость. Нет, однако, сомнения в том, что проповеди духовников воинствующего исламского фундаментализма придают им новое содержание, открывают выход для гнева и ненависти широких масс мусульманского населения. Этот потенциал ненависти копился в широких массах годами, но своим происхождением он обязан отнюдь не Западу. Прежде всего он связан с внутренними проблемами арабских обществ, с экономическими трудностями и политической нестабильностью арабского и мусульманского мира. Воители же исламского фундаментализма пытаются – и небезуспешно – приписать все неудачи арабов и мусульман гегемонии США на Ближнем Востоке, в Азии и Африке. Многие считают, что «спусковым крючком» здесь стала война в Персидском заливе и то сокрушительное поражение, которое потерпел президент на всеарабский престол Саддам Хусейн. Война продемонстрировала силу Америки и слабость арабского мира. А это не могло не задеть души людей, независимо от того, на чьей стороне в данном случае были их политические симпатии.
У этой точки зрения есть серьезные оппоненты, которые считают, что ненависть фанатиков-исламистов к Западу не связана ни с каким конкретным событием. Фундаменталисты, по всей видимости, полагают, что Запад как таковой, его политическая, экономическая и культурная системы – сами по себе вызов исламу. Исламисты утверждают, что исламское гражданское общество, построенное на «чистой вере», было стабильно и гармонично до тех пор, пока сюда не вмешался Запад. При этом наибольшую ненависть вызывают у них США. И дело здесь вовсе не в тех или иных шагах американского правительства. Соблазнительный облик американской культуры, ее универсальный характер и ассимилирующая сила – вот что делает Америку объектом страха и ненависти тех, кто выдает себя за хранителей истинного ислама. Нет сомнения, что тезис о разрушительном влиянии западной культуры, о том, что Запад – причина всех несчастий мусульман, — не более, чем инструмент в идеологической игре исламистов. Но этот аргумент разрушителен сам по себе.
Было бы ошибкой полагать, что исламисты сеют ненависть к Западу на пустом месте. Даже умеренные лидеры мусульманского мира не могут просто так отмахнуться от пропагандистских тезисов исламистов. Вот что, к примеру, писал министр финансов Малайзии Анвар Ибрагим: «Антизападные настроения мусульман связаны с разочарованием как от капитализма так и от коммунизма. Запад, частично, сам в ответе за подобные настроения. Его отношение к мусульманскому миру всегда было неустойчиво и колебалось в зависимости от политической конъюнктуры». С этим высказыванием трудно не согласиться, ибо главной заботой западных стран в течение многих десятилетий было противостояние коммунистическому блоку. Арабские страны интересовали Запад в том лишь отношении, придерживаются они промосковской или прозападной ориентации. Сам же по себе арабский и мусульманский мир на десятилетия исчез из поля зрения Запада.
Но не Запад – причина всех бед исламского мира. Нельзя не согласиться со словами того же Анвара Ибрагима, который, как и многие другие умеренные политики из мусульманских стран, считает: «Критикуя Запад за неоказание должной помощи Боснии, мусульманские страны почему-то не вспоминают, что добрая половина их выступила против оказания помощи Кувейту. Было бы полезнее, — продолжает министр финансов Малайзии, — если бы УММА пристально всмотрелась в себя и попыталась спокойно, без эмоций и истерик оценить свои проблемы. Мы постоянно виним во всем колониальное прошлое, но при этом мы забываем сколь жестоки были обиды, нанесенные одними мусульманами другим мусульманам. Для нашей психологии предпочтительно эмоциональное воздействие, мы верим броским лозунгам и громким словам, но отнюдь не склонны к глубокому и комплексному изучению наших собственных проблем».
Отвечая на вопрос, почему внутри мусульманского мира исламисты проявляют наибольшую активность именно в арабских странах, многие наблюдатели полагают, что причиной тому — так и не состоявшиеся арабское единство. Впрочем, правильнее вести речь о демагогии вокруг арабского единства. Ведь в течение десятилетий политические лидеры практически всех арабских стран только и делали, что рассуждали о грядущем объединении арабских наций, о создании арабской сверхдержавы. А это, как само собой разумелось, должно было автоматически решить все проблемы арабов. Конечно же, эти лидеры сознательно вводили свои народы в заблуждение.
Вот что говорит по этому поводу египетский политолог профессор Мохамед Акасем: «Арабское единство — мираж. Разговоры о нем — удобный способ для арабских лидеров избегать столкновения с действительными болезнями наций. Зачем смотреть в лицо реальности, когда достаточно помахать знаменем арабского единства и этим успокоить народ. Наши народы нуждаются в реальной экономической и политической свободе, которая позволила бы им самим распоряжаться собственной судьбой. Большинство арабов вовсе не думают об арабском единстве: они мечтают о свободе от гнета и давления».
В противовес фундаменталистам наиболее трезвые мусульманские лидеры, равно как и рядовые граждане, отдают себе отчет, что большинство проблем исламского мира рождены в нем самом и им же должны быть решены. Проблемы эти — нищета и безграмотность, нарушение общечеловеческих норм и гражданских прав, коррупция и политическая неустойчивость, терпимость к тираническим режимам и безразличие к судьбам социальных низов.
Успех воинствующих исламских фундаменталистов, равно как и рост антизападных настроений в мусульманском мире, напрямую связан с тем, что сегодня, после окончания холодной войны, миллионы мусульман чувствуют себя разочарованными и обманутыми. И те, кто поддерживал СССР, и те, кто был на стороне Запада, вдруг обнаружили, что ничего не выиграли от глобального противостояния. Запад сумел сохранить свои позиции, бывший восточный блок предпринимает максимум усилий, чтобы стать интегральной частью Запада. Ну, а арабы и мусульмане? Они снова оказались на задворках истории, по-прежнему вынуждены жить в условиях нищеты, социального и политического неравенства.
Тем не менее было бы упрощенчеством искать причины конфликта «Ислам — Запад» исключительно в социально-политической истории последних десятилетий. В отличие от практических политиков и политических комментаторов, ученые — специалисты по проблемам ислама и мусульманского мира — относят начало конфликта «Ислам — Запад» к событиям трехсотлетней давности.
Из всех цивилизаций мира мусульманская ближе всего к цивилизации западной. И та, и другая опирается корнями в иудео-христианское и греко-римское наследие. И та, и другая создали мощные империи. Конфликт же между ними возник в конце XVIII века, когда Оттоманская империя терпела одно поражение за другим. В 1683 г., после катастрофической неудачи взять Вену, после унизительного Карловицкого договора, после того как Россия заняла Черное море, а Франция — Египет, европейское превосходство стало очевидным. В результате в мусульманском мире появились люди, которые поняли необходимость изменить мусульманские общества, включить в них те элементы европейской цивилизации, которые, по их мнению, способствовали военному и экономическому успеху Запада.
Мечтания подобного рода не могли осуществиться в течение полутора столетий европейского колониализма. Но вот период колониализма завершился и лидеры национально-освободительной борьбы арабских и мусульманских стран поучили возможность реализовать старые идеи. Страдая от ощущения, что Запад обошел их в гонке истории, они попытались скопировать модели западных государств. Замысел состоял в том, чтобы создать централизованные национальные государства, где размеру территорий, численности населения, наличию природных ресурсов и т.д. придавалось больше значения, чем будущей политической и социальной системе, этнической и религиозной однородности населения. В результате курды и арабы, сунниты и шииты, черные и белые оказались гражданами одних и тех же государств. На месте бывших колоний возникли мини-империи, сцементировать которые и управлять которыми можно было либо с помощью подлинной демократии, либо с помощью силы. Почти все новые мусульманские страны предпочли второе.
Самозваные спасители арабских наций от Гамаля Абделя Насера до Саддама Хусейна дискредитировали идею национальной независимости, воспользовались ей для установления деспотических режимов. Более того, после поражения в войне с Израилем в 1948 г. арабские режимы стали упорно копировать то, что по их мнению обеспечивало западную военную мощь. Проще говоря, сделали ставку на военное строительство. Минимум средств на образование, минимум на социальные нужды, минимум на развитие политических и общественных структур. Все средства, в том числе и зарубежная помощь, — на закупку самых современных вооружений. Все внимание правительств — строительству самых крупных армий.
Стратегия эта обернулась трагедией, когда в 1967 г. «самые лучшие армии» потерпели унизительное поражение. И вот тогда-то возникло желание слушать тех, кто искал более глубокие причины кризиса, кто предлагал радикальные решения. Наступил час воинствующих фундаменталистов.
Что ж, обе точки зрения — практических политиков и академических ученых — не столько противоречат, сколько дополняют друг друга. Корни воинствующего исламского фундаментализма, равно как и истоки противоборства двух цивилизаций — западной и мусульманской — как в далеком прошлом, так и в событиях последних десятилетий. Открытым же остается вопрос: а что же, собственно, предлагают исламистские фундаменталисты, какова, иными словами, их позитивная политическая программа.
Строго говоря, исламское возрождение в разных странах принимает различные формы. Пытаясь изменить то или иное общество, свергнуть то или иное правительство, исламисты учитывают местные условия, природу общества, сильные и слабые стороны политического режима. Но то лишь тактика. В общем же, политический ислам представляет из себя достаточно последовательную и цельную систему взглядов. Его первейшей задачей является борьба против несправедливых, безбожных режимов, которые поддерживает либо Запад, либо собственные монархии или диктатуры. Центральная же роль в политической жизни принадлежит мечети. Коран — это знамя. Коран — это и руководство к действию. Шариат — это единственный закон, которому надлежит беспрекословно повиноваться. Любые другие законы — сатанинское изобретение неверных-иностранцев, либо собственных отступников. Последние, между прочим страшнее и опаснее иностранцев; с ними надлежит вести перманентную войну.
Вне мусульманского мира исламисты должны бороться за утверждение и укрепление суверенитета мусульманских стран. Это означает контроль над природными ресурсами, освобождение территорий, которые когда-либо принадлежали мусульманам, и обретение соответствующей военной мощи. Такие политические установки вытекают из самой природы исламского фундаментализма, ибо как выразился малайзийский ученый Чандра Музаффир: «Исламистские фундаменталисты в отличие от христианских фундаменталистов, озабочены не столько спасением собственных душ, сколько изменением политических, экономических и общественных структур, с целью создания общества, управляемого в строгом соответствии с буквой Корана. В этом их высшая цель.
Таковы цели исламистов. Каковы же их средства?
Средства диктует все тот же Коран в толковании аятоллы Хомейни и других отцов-основателей современного исламского фундаментализма. Определяющим средством является обязанность устранять руководителей, которые правят не как правоверные мусульмане. Причем, обязанность эта для воинствующих фундаменталистов приравнена к соблюдению религиозного предписания.
Абу-Хамеа — египтянин, прошедший подготовку в Афганистане, — говорит, что вовсе не боится насилия или смерти. «Как показала история, чем больше прольется исламской крови, тем глубже укоренится исламское движение».
И кровь уже полилась. И не только исламская. И не только тех, кого хотя бы формально можно причислить к врагам исламского возрождения. Но, по мнению исламистов, это не только необходимо, но и оправданно «истинной» верой.
Несмотря на кажущуюся стройность теории и последовательность практики, у исламистского фунаментализма все же есть ахиллесова пята. Исламисты давно правят в Иране, в Судане и Афганистане, тем не менее открытым остается главный вопрос: может ли религия целиком и полностью определять и направлять политику, экономику, общественную и культурную жизнь современного государства? Что на практике означает жить в точном соответствии с предписаниями Корана, возможно ли это в принципе?
Вот здесь-то и выясняется, что призывы и обещания исламистов основаны больше на отрицании старого мира, чем на разработке — пусть теоретической — нового. Призыв сплотиться вокруг исламского закона мало чем может помочь, хотя бы потому, что интерпретация исламских законов не раз менялась.
Исламисты, пытаясь уйти от ответа, обычно утверждают, что Бог, дескать, открыл свой священный закон. Шариат, устранив тем самым необходимость в законодателях и в законах, придуманных людьми. Отсюда вытекает, что любые руководители-тираны плохи не потому, что они тираны, а потому, что правят не в соответствии с исламским законом. Соблюдение исламских законов — первейшая обязанность любого правительства. И если при этом правительство авторитарно, его лигитимность, тем не менее, не подлежит сомнению. Ясно, что концепция современной демократии для исламистов неприемлема. Более того, справедливое правительство и должно быть авторитарным, ибо покоится на несомненном авторитете исламского закона. Как сказал один из лидеров алжирского Фронта национального спасения, «за Бога не голосуют — ему повинуются».
В общем и целом можно утверждать, что религиозный фундаментализм, сосредоточившись на критике своих противников, все еще не выработал концепции политической власти, совместимой с нуждами современного государства. Удивительно, но этот факт мало беспокоит фундаменталистов. Адель Хусейн — бывший марксист, а ныне редактор исламистского еженедельника «Эш-Шааб» — считает, что широкая дискуссия по вопросу о том можно ли управлять государством посредством исламского закона — само по себе победа исламистов. Хусейн утверждает, что исламисты вовсе не обязаны излагать, как они будут управлять государством. «Важно, что шариат обеспечивает прямые органические связи с нашими корнями. И несущественно, есть ли у нас завершенная программа или нет».
Как поведут себя исламисты на международной арене?
Вышеупомянутый малайзиец Анвар Ибрагим когда-то писал: «Религиозный фундаментализм потенциально угрожает миру и стабильности в той же мере, в какой ранее это делал коммунизм. Быть может даже в еще большей степени, ибо он взывает к чувствам и традициям, имеющим более глубокие и старые корни, нежели марксизм-ленинизм». Сегодня, когда пали башни Всемирного торгового центра в Нью-Йорке, слова Ибрагима звучат пророчески.
В истории исламского мира не раз случалось, что на арене политической жизни появлялись движения, осуждающие извращение веры, продажность и лживость правящих элит. Они призывали к священной войне, но чаще всего эту войну проигрывали. Когда же правоверные секты или движения умудрялись дорваться до власти, то очень скоро превращались в таких же, а то и худших правителей, которых только что разоблачали и изгоняли.
Нечто подобное происходит и сегодня. Ожесточенная война аятоллы Хомейни против Великого Сатаны привела к революции в Иране, к установлению абсолютной власти фундаменталистов. Прошло много лет, и сегодня наследники Хомейни стоят перед теми же проблемами, что и свергнутый ими режим династии Пехлеви. Продажная, неповоротливая администрация, хаос в экономике, раскол в обществе… Неспособность решить внутренние проблемы, а отнюдь не только идеологические причины, заставляют иранских руководителей заниматься экспортом исламской революции, раздувать ее пожар везде, где это только удается.
Перед лицом столь же сложных и многочисленных проблем стоят сегодня и те, кто сопротивляется исламистам.
Очевидно, что исход битвы за Ближний Восток решится в схватке Ирана с Египтом — самым большим арабским государством. Исламисты понимают, что Египет — ключевая с точки зрения региональной стабильности держава. Именно поэтому египетское правительство подвергается беспрецедентным атакам исламистов. Они в определенной мере подорвали туризм в этой стране, пошатнули в мире уверенность в том, что египетский режим способен устоять перед лицом «зеленых братьев».
Правительство Мубарака отвечает исламистам жестокими репрессиями. Казни, длительные сроки заключения, слежки, облавы и другие аналогичные меры — вот ответ правительства на вызыв исламистов. Впрочем, козырным тузом в борьбе арабских лидеров с исламистами является Израиль. Правительства в Каире, Дамаске и других арабских столицах все еще верят, что им удастся переключить энергию исламского фундаментализма в сторону Израиля. Конечно, каждая очередная вспышка насилия между палестинцами и израильтянами внушает им тревогу; тем не менее мира между ними они боятся еще больше. Стоит вспомнить, что после фантастического предложения бывшего израильского премьер-министра Эхуда Барака вернуть палестинцам 95% территорий и пол-Иерусалима Арафат тут же примчался в Каир. Арабские лидеры отнюдь не поспешили дать ему добро на подписание мира с Израилем.
Аналогично ведут себя и правительства европейских стран. Они решили, что Израиль станет той искупительной жертвой, которая позволит им отвести от себя угрозу исламского фундаментализма. Но напрасно. Как карточные домики рухнули башни близнецы Всемирного торгового центра — а вместе с ними рухнули и иллюзии европейцев и американцев на умиротворение исламистов.
Эйтан Финкельштейн
Журнал «Новый век», №1, 2002 г.
