Теракт в Петербургском метро 3 апреля 2017 года, в организации которого российские спецслужбы подозревают выходцев из Центральной Азии, обострил вопросы, связанные с миграционными процессами из стран этого региона в Россию. В мае месяце в Москве Сахаровский центр совместно с Фондом Егора Гайдара организовал дискуссию, в ходе которой эксперты обсудили, действительно ли есть основания утверждать, что именно в среде мигрантов происходит вербовка террористов, а если это так, то какие причины приводят мигрантов в ряды радикальных исламистов, какую роль играет в этом масштабная коррупция, характерная для большинства стран Центральной Азии, и возможно ли ей противодействовать.
Модератором мероприятия выступил журналист и эксперт по Центральной Азии Аркадий Дубнов, который отметил, что «после теракта 3 апреля российские спецслужбы начали очень быстро показывать результаты своей работы, обвиняя в случившемся мигрантов из Центральной Азии и используя при этом, в том числе, фейковые свидетельства, которые подорвали доверие к действиям силовиков».
«С другой стороны, они породили рост уровня мигрантфобии, отчасти обоснованный, отчасти скандальный и спровоцированный страхами, которые усиливались действиями и заявлениями не только представителей силовых ведомств, но и некоторых политиков», — отметил Дубнов.
О трендах в миграции
Глава Центра миграционных исследований Дмитрий Полетаев рассказал о тенденциях в миграционной сфере. По его данным, в последние 5-7 лет в России увеличилось число мигрантов из стран Центральной Азии, и сегодня они составляют почти половину всех иностранных трудовых мигрантов в РФ. Другая тенденция — то, что миграция все больше становится «сельской», и с этим связано увеличение риска конфликтных ситуаций.
— В Россию сейчас едут менее образованные мигранты. Если миграция 1990-х была городской, то сейчас она в основном сельская. То есть к рискам конфликтов на почве различий между образами жизни, сложившимся в разных странах, добавляются риски конфликтов между городской и сельской культурой, что было и ранее актуально для больших городов, в том числе в СССР, — объяснил Полетаев.
Эксперт отметил, что происходит феминизация миграции из центральноазиатского региона, но для каждой страны она идет по-своему. По данным за 2015 год, женщины составляют 40 процентов мигрантов из Кыргызстана и только 16 процентов — из Таджикистана. По словам Полетаева, «если связывать тему миграции с безопасностью», то здесь немаловажным является сглаживание культурных различий коренного населения и приезжих, и адаптации приезжих к городскому образу жизни:
— В России нет финансирования адаптационных программ для мигрантов. В Советское время снимали кино, пропагандировали национальную литературу разных республик. К сожалению, в современной России адаптационные программы не были в полной мере профинансированы, сейчас есть лишь элементы таких программ. Первый — это бесплатное обучение детей мигрантов в школах. Противление этому ведет к негативным последствиям. Те, кто приезжают с детьми, часто настроены на оседание, и если их дети не получили образования, общество получит слой малообразованных людей, которые будут работать в теневой экономике. В том числе, если мы говорим об экстремизме, эти люди, необразованные и малоадаптированные, являются группой риска для вербовки.
К сожалению, работа, которая ведется с детьми мигрантов в российских школах, специально не финансируется. Учителя демотивированы к этой работе, уровень их премий зависит от общей успеваемости в классах, на которой сказывается наличие в классе детей-мигрантов, не всегда хорошо успевающих из-за слабого знания русского языка. Второй элемент адаптационных программ — это бесплатные роды и медицинская помощь в экстренных случаях. Доступ к этим услугам не всегда беспрепятственный, но право это существует и его можно реализовать.
В России всегда проживало мусульманское население. Однако СМИ любят оперировать фотографиями заполненных мечетей во время мусульманских праздников и показывать, мол, как много стало мигрантов. Но архивные фото, например, 1958 года, показывают, что и тогда ситуация вокруг центральной мечети была такая же: много молящихся, которым не хватает места внутри. Сейчас мечетей недостаточно, так как в страну приехало много мигрантов из Центральной Азии. И они уходят молиться на квартиры, где могут быть завербованы радикалами. А так как миграция более сельская и менее образованная, чем раньше — это благодатная среда для вербовки. Все это показывает, как может быть опасно, если с миграцией не работают, – сказал Полетаев.
Он также отметил особое положение киргизов на российском рынке труда: им не нужно получать патенты, они лучше знают русский язык, благодаря чему их занятость более дифференцирована, чем у других мигрантов, и они могут претендовать на работу, которая лучше оплачивается, имеют больше возможностей для карьерного роста:
— В 2016 году мы сравнили положение граждан Киргизии и Таджикистана на рынке труда: 75 процентов киргизов ответили, что работают в организациях и на фирмах, 70 процентов сказали, что у них есть контракт с работодателем. Но только 42 процента ответили, что они получают официальную зарплату на банковскую карту или по ведомости, то есть 30 процентов киргизов думает, что у них есть официальный контракт, а его нет. Положение киргизов на рынке труда хуже, чем россиян, но лучше, чем других мигрантов.
Кроме того, что более 300 тысяч киргизов по упрощенной системе получили российское гражданство (в статье «Ферганы» «Киргизы в России: Нелегко, небезопасно, но не так уж и плохо» один из лидеров киргизской диаспоры Абдыганы Шакиров говорил о 570 тысячах кыргызстанцев, которые получили российское гражданство). Однако это не означает, что они лучше знают русский язык или культуру страны. В этой связи адаптационные программы должны касаться не только мигрантов, но и такой категории иностраннорожденных граждан с российскими паспортами. Многие граждане Центральной Азии хотят обзавестись паспортом России, потому что миграция стала их стилем жизни. Однако мигрантам мало уделяют внимания. Они уже являются частью нашего общества и частью нашего рынка труда, но с теми рисками, которых нет у россиян, — отметил Дмитрий Полетаев.
Откуда растут ноги экстремизма
Аркадий Дубнов поднял вопрос о том, что преобладание силовых методов борьбы с экстремизмом вкупе с коррумпированностью госорганов дает обратный эффект:
— Почему я связываю это с угрозой террористической активности? Избыточное давление силовых структур в Центральной Азии приводит к ужесточению молодежи. Я продемонстрирую это историей, которую на прошедшей недавно в Берлине конференции по вербовке граждан в террористические структуры (где также присутствовали представители силовых ведомств стран региона) рассказал директор киргизского аналитического центра «Религия, право и политика» Кадыр Маликов. По его словам, тем киргизским гражданам, которые собирались ехать воевать в Сирию и которых задержали до выезда, предъявили обвинения в агитации, распространении запрещенной литературы и дали большие сроки.
В результате, еще не будучи готовыми экстремистами, они попали в колонии, где получили «исламское образование», становясь адептами салафитского направления. Там процессами вербовки руководят тюремные «авторитеты» с пожизненными сроками, которые чувствуют себя хозяевами ситуации — у них есть сотовые телефоны, связь с внешним миром. Все это (телефоны, связь) происходит на коррупционных основаниях. И если на словах власти декларируют борьбу с коррупцией, то на деле осуществляют то, против чего должны бороться. А силовики, превышая свои полномочия, исходят из того, что чем больше они арестуют людей, тем выше оценят их действия, — отметил Дубнов.
Президент информационно-аналитического центра «Религия и общество» Алексей Гришин рассказал о том, где происходит процесс вербовки граждан, и насколько справедливы утверждения о том, что миграционные потоки несут в себе террористическую угрозу для России:
— В последнее время усилилась пропагандистская линия того, что миграционные потоки являются опасными для России, и что мигранты уже являются членами экстремистских организаций и принимаются за активную деятельность сразу после прибытия в Россию. Это делается потому, что некоторым людям надо прикрывать свои промахи и провалы и свалить вину на самых беззащитных. И вроде логично, что мигранты несут угрозу, и общество этому не сопротивляется. Однако наша работа показывает, что с точки зрения рисков экстремизма миграционные потоки из стран Центральной Азии намного безопаснее тех, что идут в обратном направлении. Основная вербовочная работа с мигрантами проводится на территории России — не к нам едут, а у нас заражаются этим вирусом.
Это происходило не сразу. В начале 2000-х годов страны региона приняли жесткое законодательство в вопросах религии. Вначале это сделали Узбекистан и Туркменистан, потом Таджикистан. В Киргизии с этой точки зрения наименее жесткое законодательство. В Узбекистане только за принадлежность к экстремистской организации (человек еще ничего не сделал, а у него, например, нашли партийный билет ИДУ) можно получить от 15 до 20 лет заключения. Условия содержания в тюрьмах Центральной Азии такие, что средняя продолжительности жизни там равняется 10-12 годам, то есть люди практически получают пожизненное лишение свободы.
Тогда экстремисты поняли, что работать в Центральной Азии опасно, и они массово поехали в Россию в конце 1990-х начале 2000-х. После 70 лет безбожия при СССР у нас не осталось хорошо подготовленных имамов, а тут приехали образованные с точки зрения ислама люди, и некоторые экстремистски настроенные муфтии взяли их к себе, расставили их по мечетям. Они приобрели официальный статус, а потом стали образовывать муфтияты. Сегодня духовное управление азиатской части России более чем на 70 процентов состоит из имамов и муфтиев — выходцев из Центральной Азии.
Вытесненные из Центральной Азии, эти люди приобрели тут официальный статус и предложили нашим чиновникам систему адаптации вновь прибывающих мигрантов. И вновь прибывающие мигранты руками официальных органов передаются на адаптацию экстремистам, 10 лет назад выгнанными из своих стран. А потом мы говорим, что мигранты несут нам экстремистскую идеологию, — отметил Гришин.
Как происходит вербовка мигрантов
По данным Алексея Гришина, для вновь прибывающих мигрантов умышленно создаются «ситуации», при которых некое мусульманское братство их выручает.
— Так происходит в 90 процентах случаев: мы опрашивали мигрантов, и 9 из 10-ти говорили, что у них такие ситуации были. Например, когда появляется ряженый милиционер и проверят документы, затем приходит «решальщик», которые разрешает ситуацию и говорит: мы, мусульмане, друг за друга горой. Еще один тезис, подтверждающий эту версию, заключается в том, что если человек в своей стране живет, как все, то в России он живет, как раб, которого постоянно ставят в неудобные ситуации, затем спасают и говорят: ты нам должен. Это первый шаг втягивая мигранта в экстремистскую организацию. А потом мы начинаем обвинять мигрантов, которые прибыли сюда «чистыми», а в итоге стали радикалами. Теперь спецслужбы стран Центральной Азии предъявляют претензии нам, — объяснил эксперт.
Вербовочная работа, по словам Алексея Гришина, разделена на три части: наводка; передача «мотиватору» и «создание неудобной ситуации»; встреча с человеком, который делает вербовочное предложение. Обычно «мотиватор» ставит перед испытуемым вопрос: что для тебя важнее — любовь к родине или вера. Если человек говорит, что вера в приоритете, с ним начинается работа. Далее мигрант передается человеку, который ставит вербовочное предложение.
Директор информационно-аналитического центра «Религия и общество» Олег Симаков рассказал, как работа с мигрантами выглядит в Узбекистане, где он прожил долгое время:
— В Узбекистане считают, что радикализм в религиозной сфере равносилен оппозиционной деятельности. Поэтому Служба нацбезопасности (СНБ), милиция — это те структуры, которые жестко контролируют религиозную деятельность внутри страны. На махаллинские комитеты также возложена функция борьбы с религиозным экстремизмом. Кроме этого, существуют молодежные и женские организации, которые взаимодействуют с СНБ и МВД, они выискивают людей, которые настроены радикальным образом. Они же работаю и с мигрантами, оказывая помощь силовикам в выявлении лиц, подверженных религиозному влиянию, среди прибывающих из-за рубежа. Прибывающие в Узбекистан миграционные потоки контролируются очень жестко. По заявлению СНБ, активная работа по вербовке ведется в Соборной мечети Москвы. Поэтому узбекский мигрант, посещая мечеть в Москве, может быть уверен, что обо всех его шагах будет известно на родине, потому что всегда найдутся люди, которые все расскажут о нем силовикам. Большая работа ведется с населением – это профилактические беседы и собрания жителей махалли.
В Киргизии ситуация другого характера. Там более либеральное законодательство, и больше возможностей для формирования радикальной среды. Например, во всех странах Центральной Азии и России есть списки экстремистских организаций, деятельность которых запрещена. Одна из них — «Таблиги джамаат». Практика показывает, что именно те, которые увлеклись ее идеями, перекочевывают в более радикальные организации. Это, так сказать, «предбанник» террористических организаций. И она запрещена везде, кроме Киргизии, где эта сеть распространена по всей стране, и местный муфтият не только не борется с ней, но и считает этих проповедников чуть ли не идеалами мусульман, потому что они борются с пороками (курением, употреблением алкоголя). Чтобы хоть как-то изменить внешний облик этих людей, которые носят пакистанскую одежду, им предписано придерживаться киргизских традиций и не выделяться. То есть единственное, что им ставится в вину, это чтобы они стали более национальными. Кроме того, при муфтияте готовят проповедников, которые занимаются исламским призывом. Приди, окончи курсы, получи сертификат и проповедуй, сколько хочешь, — рассказал Симаков.
Еще в сентябре 2015 года тогдашний премьер-министр Киргизии Темир Сариев сообщил, что в Кыргызстане находится 2669 мечетей и 67 медресе, а школ всего 2027. «Это опасная тенденция, когда количество мечетей превышает количество школ, мы должны принять меры», — заявил он. Однако в стране продолжает увеличиваться число мечетей. В одном из сел в Ошской области нет роддома и школы, зато построено восемь мечетей. А 16 мая в Киргизии стартовал марафон по сбору средств на строительство исламского центра (казыята), большую часть расходов которого покроют арабы при условии, что 10 процентов от суммы муфтият найдет сам.
— А дальше он приезжает в Совет муфтиев России, показывает диплом киргизского муфтията. С Кыргызстаном у нас подписан договор о льготном рабочем режиме, поэтому человек начинает проповедническую деятельность даже без оформления каких-либо документов. Указывали Кыргызстану на эту проблему, однако реакции нет, — добавил Алексей Гришин.
— Да, этот вопрос не раз поднимался, — подтвердил Симаков, — однако перевешивало то, что нет прямого доказательства, что эти люди совершили теракты или другие противоправные действия. Поэтому эта организация остается разрешенной. Плюс ко всему юг Киргизии подвержен влиянию салафитов. Если в Таджикистане «Салафия» также является экстремистской организацией, деятельность которой запрещена, то в Киргизии действуют арабские благотворительные организации, фонды, которые участвуют в строительстве социальных объектов, поэтому отношение к арабскому Востоку, которые вкладывают деньги в страну, более благоприятно, чем в других республиках региона.
Екатерина Иващенко
23.05.2017
Источник: МИА «Фергана»
