Объявление о запуске 23 февраля строительства афганского участка газопровода Туркмения–Афганистан–Пакистан–Индия (ТАПИ) довольно заметно разделило наблюдающих экспертов на два лагеря: оптимистов и пессимистов, споры которых сводятся в основном к уже вечной дилемме – то ли стакан наполовину полон, то ли он наполовину пуст… Но современный газовый рынок в широком контексте геоэкономики и геополитики значительно более сложен, чем известный стакан, и Ашхабад – не единственный и далеко не самый сильный игрок из тех, кто на этом рынке присутствует. И многие нынешние церемониальные мероприятия скорее напоминают уже некое ритуальное действо с целью убедить всех участников проекта и пока невнятных внешних инвесторов, что строительство будет-таки завершено.
В истории попыток диверсификации газового экспорта современного Туркменистана уже есть один наполовину бездействующий газопровод «Восток–Запад», ведущий от месторождений на востоке страны к Каспийскому побережью и предназначенный для экспорта газа по гипотетическому Транскаспийскому газопроводу по дну Каспия в Азербайджан и далее в Турцию и Европу. Сданный в эксплуатацию в декабре 2015 года, он пока в самых отдаленных перспективах будет выполнять лишь функции объединения в единую систему газа из месторождений, расположенных в разных регионах страны, и оптимизации поставок местным потребителям. Экспортная же функция газопровода стоимостью 2,5 млрд долл. отнесена в область мифов и преданий.
Повторением этого, пока не оптимистического, опыта может стать и строительство туркменского участка газопровода ТАПИ, на который госконцерны «Туркменгаз» и «Туркменнефтегазстрой» уже, судя по-всему, потратили кредит в 700 млн долл., выделенный Исламским банком развития. Это, кстати, пока единственные реальные деньги для ТАПИ. Президент Туркмении Гурбангулы Бердымухамедов возлагает надежды на Азиатский банк развития, совет директоров которого в 2017 году одобрил пятилетнюю стратегию партнерства с Туркменией. «АБР продолжит поддерживать проект (ТАПИ), в том числе, возможно, путем предоставления финансовых консультаций, несуверенных кредитов и послаблений по имеющимся задолженностям, а также путем финансирования акционерного капитала TAPI Pipeline Company», – говорилось в заявлении банка. Характерно, что преимущественно абстрактный характер всех называемых источников финансирования строительства является проблемой исключительно для Туркмении, которая в консорциуме TAPI Pipeline Company, зарегистрированном на острове Мэн, обязалась предоставить 85% общего финансирования проекта. Каждый из трех оставшихся участников консорциума: Afghan Gas Enterprise, пакистанская Inter State Gas Systems и индийская GAIL – имеют по 5% акций. Это означает, что «Туркменгаз», который является оператором газопровода ТАПИ, должен привлечь около 8,5 млрд долл. из необходимых 10 млрд, в которые оценивается общая стоимость ТАПИ. Эта оценка не содержит в себе еще необходимых, особых и пока никем не просчитанных затрат на обеспечение безопасности его последующей гипотетической эксплуатации, в частности по территории Афганистана. А еще есть стоимость полноценной разработки месторождения Галкыныш, считающегося базовым для ТАПИ – около 15 млрд долл.
Зато пока можно отметить довольно уклончивые позиции правительств Пакистана и Индии, не финансирующих строительство и не предпринимающих каких-либо реальных действий по его подготовке на своих территориях. Отсутствует свежая конкретная информация и о том, в каких объемах и по каким ценам (или формулам ценоопределения) Пакистан и Индия будут импортировать газ, поставляемый по ТАПИ. В 2008 году Афганистан, Пакистан и Индия подписали рамочное соглашение о закупках туркменского газа, 11 декабря 2010 года было подписано Ашхабадское межгосударственное соглашение, и к настоящему моменту других основополагающих документов для проекта ТАПИ нет. Эти документы учитывают кардинальные перемены, происходящие как на мировом газовом рынке, так и в региональной политике.
На газовом рынке Индии сильнейшие позиции занимают поставки LNG из Катара, в которых участвуют и израильские компании. Не в их интересах появление на рынке конкурентоспособного природного газа из Туркмении. У Индии есть и альтернативный проект строительства морского газопровода в обход территории Пакистана из Ирана через Оман. Пакистан имеет 15-летнее государственное соглашение с Катаром об импорте LNG, действующее с марта 2015 года. 13 февраля 2018 года правительство Пакистана подписало межправительственное соглашение о поставках LNG и нефтепродуктов из Омана через компании Oman Trading International и Pakistan LNG, Pakistan State Oil. На газовом рынке Пакистана также есть и «иранская» альтернатива – строительство газопровода «Мир» от месторождения Южный Парс, практически завершенное на иранском участке. Стоимость этого проекта выглядит значительно конкурентнее туркменского.
Важной проблемой всех, не только энергетических коммуникаций, подразумевающих территориальное участие Индии, Пакистана и Афганистана, являются сложности во взаимоотношениях этих стран, а также Китая. Никто не отменял конфликтных отношений между Индией и Пакистаном, Пакистаном и Афганистаном, сложных китайско-индийских отношений. По мере роста активности КНР в Пакистане и Афганистане эти непростые и конфликтные отношения стимулируются и действиями США по максимальному вовлечению Индии в ситуацию в Афганистане, в основе которых – противостояние усилению в регионе все того же Китая. Реализацией проекта ТАПИ ставятся под вопрос туркменские газовые поставки в КНР на выгодных Китаю условиях. Белуджистан также является местом важных интересов Китая в рамках деятельности Китайско-пакистанского экономического коридора и превращения порта Гвадар в опорный пункт китайской деятельности в акватории Индийского океана и в направлении Персидского залива. Очевидно, что китайская сторона приложит в этом районе максимум усилий к тому, чтобы препятствовать строительству ТАПИ и особенно в части его продолжения в Индию. Очевидно, что эти усилия любыми средствами поддержат и многие региональные игроки. Заодно в пакистанской провинции Белуджистан постоянно происходят столкновения между правительственными войсками и местными племенами, частично из-за требований племен предоставить им большую долю финансовых ресурсов страны, что ставит вопрос о безопасности не только афганского участка. Нестабильность в Белуджистане, кстати, используется и для противодействия иранскому проекту ИПИ.
В течение последних месяцев звучали заявления со стороны представителей газовых компаний РФ и КНР о возможной поддержке и даже о возможном участии в проекте. Однако это публичная риторика, которая никак не подкрепляется реальными действиями. Можно вспомнить, что в начале 1990-х годов российский «Газпром» заявлял о своем 10-процентном участии в проекте, тогда именовавшемся «Трансафганским газопроводом». «Газпром» имеет свои интересы как в Пакистане, так и в Индии, например, это участие в строительстве магистрального газопровода Карачи–Лахор в Пакистане («Север–Юг»), соответствующего и интересам Китая (с возможным продлением по маршруту Каракорумского шоссе на юг СУАР КНР), однако экономическая целесообразность такого маршрута пока не очевидна. Существует и проект поставок российского LNG в Пакистан по этому же маршруту. В любом случае здесь нет особых противоречий между интересами КНР и РФ, для которых ТАПИ скорее все-таки нежелателен.
Уже после открытия строительства ТАПИ на афганском участке наблюдающие эксперты-оптимисты были возбуждены рядом новостей, относящихся к сфере безопасности в Афганистане. 4 марта группа из 70 боевиков «Талибана» сообщила властям, что желает сложить оружие в обмен на гарантии предоставления рабочих мест в проекте ТАПИ. А несколькими днями ранее там же, в провинции Герат, еще одна группа из 10 боевиков заявила о присоединении к мирному процессу. 28 февраля 2018 года президент Афганистана Ашраф Гани призвал «Талибан» к мирному диалогу, предложив талибам ряд уступок, если они сложат оружие и признают афганское правительство. Среди мер, на которые готов пойти Гани, – снятие санкций, освобождение заключенных, представительство «Талибана» в Кабуле, афганские паспорта всем боевикам. Гани даже упомянул о возможности внесения изменений в Конституцию страны. Вероятно, дальнейшее развитие эта инициатива афганского президента будет иметь на предстоящей в Ташкенте в конце марта очередной миротворческой конференции по Афганистану.
Однако для полноценного понимания всей слабости перспектив такого урегулирования нужно учитывать разнородный характер «Талибана», не являющегося ни в коей мере централизованной структурой. Заявления от имени всего «Талибана» в реальности не имеют поддержки в различных группировках, как и любые подобного рода переговоры. Формально руководством Исламского Эмирата считается возглавляемая Хайбатуллой Ахундзада «Шура Кветты». Но существует и большая оппозиционная группа, возглавляемая Убайдуллой Ишакзаем, двоюродным братом покойного Муллы Ахтара Мансура. Существует и альтернативная «Северная Шура», только формально признающая руководство Хайбатуллы Ахундзада. В реальности значительная часть военных командиров на местах действует самостоятельно, не согласуясь с «Шурой Кветты», следуя собственным интересам, напрямую исполняя заказы от зарубежных спонсоров, многие из которых в строительстве ТАПИ вовсе не заинтересованы. Участие представителей «Шуры Кветты» в переговорах с правительством Гани однозначно не поддержит «сеть Хаккани» (в наибольшей степени сориентированная на интересы Катара). Вполне вероятен по этому поводу и раскол внутри самой «Шуры Кветты». Угрозу строительству ТАПИ на афганском севере представляет активность как этнических туркменских отрядов талибов, поддерживаемых Турцией и Катаром, так и северной группы «Велаят Хорасан» (ИГ., запрещено в РФ) под командованием Муавии, в том числе узбекских отрядов Омара Гози (Намангони) и Абдурахмона Юлдаша, прямо связанных с турецкими и катарскими спецслужбами. Не в пользу стабилизации положения в стране и строительства трансграничных проектов и состояние внутриполитического кризиса в Афганистане в целом, имеющее тенденцию к открытому конфликту между правительством в Кабуле и региональными центрами, в частности непуштунскими и в основном на севере страны.
Политическая поддержка проекта со стороны США имеет свои цели. Это стремление переориентировать региональные и мировые рынки природного газа на источники, не связанные с Ираном и Россией, в оптимистическом варианте. Пессимистический же сценарий должен, в частности, сделать Ашхабад более уступчивым в интересах США. Ну, а в целом, как и все американские трансграничные проекты в Центральной Азии, ТАПИ нужно рассматривать как эпизод «платформы С5+1», обновленного проекта «Большая Центральная Азия».
Александр Князев
12.03.2018
