В результате неудачных кампаний Пентагона в Ираке и Афганистане появилось целое поколение солдат, которым не за что сражаться, кроме как друг за друга.
Солдаты Второго взвода не скрывали мрачного настроения, когда при ярком дневном свете переходили реку Коренгал. Было начало апреля 2009 года, когда Пентагон всерьез возобновил войну в Афганистане. Миссия взвода состояла в том, чтобы подняться на горный склон и попытаться устроить ночную засаду на талибов. Всего их было около 30 человек: стрелки, пулеметчики и разведчики, среди них как первоначальные члены взвода, так и пришедшие на замену раненым и погибшим. Многие из них считали поставленную задачу глупой, пустой и опасной тратой времени — еще один пример попыток не верившего в свои силы армейского подразделения показать свою активность офицерам в ходе войны, не обремененной целями и надеждами. По ходу продвижения они только и делали что сквернословили.
Специалиста Роберта Сото страх преследовал с тех пор, как солдаты покинули свою базу, заставу Коренгаа. Его взвод был частью пехотного подразделения, называвшего себя «Гадюкой» в качестве позывного для роты «Браво», первый батальон 26-го пехотного полка. «Гадюка» заняла форпост на девять месяцев, и все это время ее солдаты вынуждены были довольствоваться небольшим участком долины и обнищалыми деревнями, цеплявшимися за склоны расположившихся под высокими вершинами холмов. Второй взвод начал развертывание с трех эскадронов, но понес столько потерь, что в тот день даже с помощью пополнений восполнил первоначальный состав не более чем на две трети. С потерями пришло и знание. Сото не понаслышке знал, что война не похожа на тот тщательно продуманный национальный проект, что генералы обсуждали в новостях. Сам он присоединился к армии менее двух лет назад, движимый желанием защитить Соединенные Штаты от очередного нападения террористов. Но его идеализм быстро сменился реализмом, а война как для него самого, так и для его друзей стала делом жизни и выживания. В остальных вопросах его мучили сомнения, начиная с компетентности организаторов войны и заканчивая целесообразностью засад с помощью вышеупомянутого разведывательного подразделения. Он не верил, что это сработает.
Парню было 19, но выглядел он на пару лет моложе, поскольку весил всего 72 килограмма и не имел практически никакой растительности на лице. На службу в армию он поступил в возрасте 17 лет, будучи студентом театрального училища, а после войны планировал стать актером. Часто он выполнял свои обязанности с широкой улыбкой, напевая все подряд: R. & B., рэп, рок, хип-хоп, блюз. Это способствовало его популярности во взводе, даже когда он стал выглядеть напряженнее и старше своих лет; даже после смерти друзей и сержантов, которыми восхищался.
С крутым подъемом в гору он столкнулся, будучи готовым физически, но вымотанным эмоционально. Мы просто пытаемся выбраться отсюда за два месяца, думал он. Они с товарищами пробыли в долине очень долго, полностью пропитавшись потом. Четырехглавая мышца и икры гнали его вперед, словно вьючное животное для шедшего рядом с ним специалиста Артуро Молано, который тащил пулемет M240. Они неплохо сработались: преодолев сложный участок, один солдат оборачивался и протягивал руку другому. «Чувак, ты в порядке?» — спросит Сото, а Молано скажет, что все хорошо. «Хочешь, понесу пулемет?» — предложит Сото, а Молано как всегда откажется. Сото считал Молано самоотверженным и жестким человеком, который имел обыкновение таскать на себе больше, чем гораздо более крупные мужчины. Ему нравилось быть партнером такого солдата.
Через несколько часов Второй взвод достиг вершины. Солдаты глубоко вдохнули разреженный воздух. Здесь, вдали от вечно горящего мусора заставы, воздух был невероятно чист.
Несколько солдат отправились вперед, чтобы проверить тропу, и лишь затем к месту засады двинулась остальная часть взвода. Переговариваясь шепотом, солдаты расположились треугольником на одной из горных троп. Второй лейтенант Джастин Смит, командир их взвода, поставил Молано на один угол, а второго человека с M240 — на другой, в результате чего их пулеметы оказались повернуты друг к другу для создания зоны перекрывающего огня. Другие солдаты занялись установкой осколочных мин.
До наступления темноты все было готово. Воздух был холодным, то и дело налетали сильные порывы ветра. Сото дрожал. Он достал из рюкзака сухую майку и носки, переоделся, съел протеиновый батончик и запил водой. На некотором отдалении внизу он увидел аванпост своей роты и понял, что боевики, когда нападают, видят все именно так. В горном воздухе послышался далекий призыв к молитве.
В начале октября афганской войне исполнится 17 лет, а четкой стратегии завершения боевых действий все нет, хотя сменилось вот уже три президента. К юбилею будущие призывники, родившиеся после терактов 2001 года, станут достаточно взрослыми, чтобы вступить в армейские ряды. А ведь Афганистан — не единственная длительная американская кампания. Начавшаяся в 2003 году война в Ираке возобновилась и продолжается в иной форме на территории Сирии, где американские военные заняли целый ряд наземных застав без какого-либо четко продуманного плана или схемы прекращения операций. Соединенные Штаты неоднократно заявляли об успехе своих многочисленных кампаний: в конце 2001 года; весной 2003-го; в 2008 году; в рамках краткосрочного вывода войск из Ирака в конце 2011-го; а также в недавнем перезахвате развалин Рамади, Фаллуджи, Мосула и Ракки у «Исламского государства» (запрещена в РФ, ред.), террористической организации, которая образовалась в горниле оккупированного Ирака и которой в начале войн по борьбе с терроризмом еще даже не существовало. Войны продолжаются, а конфликт в Афганистане близок к тому, чтобы стать пунктом назначения для американских солдат, родившихся уже после его начала.
В вышеупомянутых войнах было задействовано более трех миллионов американцев. Около 7 000 из них погибли, десятки тысяч получили ранения. И это продолжается из года в год, зачастую при однообразных обстоятельствах, включая роковое июльское нападение на капрала Джозефа Масиэла со стороны афганского военнослужащего — участника тех самых сил, что были подготовлены и вооружены Соединенными Штатами, и от которых последние теперь вынуждены защищаться.
Ясно одно: вынудившая этих мужчин и женщин отправиться за границу политика с ее упором на военные действия и собственным видением реорганизации наций и культур, не увенчалась успехом. Вне всяких сомнений с помощью войн не удалось достичь того, что обещали их организаторы, независимо от находящейся у власти партии или командующих генералов. Удивительно дорогие, стратегически непоследовательные и ставшие предметами сделок сменяющих друг друга старших офицеров, политиков и пишущих редакционные статьи милитаристов войны продолжаются в разной форме и под разными предлогами с тех самых пор, как в 2001 году самолеты врезались в башни-близнецы Всемирного торгового центра. Даже сегодня им не видно ни конца ни края, а в бюджете Пентагона они всякий раз утверждаются как некая запланированная правительственная акция.
На фоне роста затрат — будь то в долларовом эквиваленте, с точки зрения потерянного престижа или пролитой крови — архитекторы войны и поддерживающие их обозреватели зачастую имеют наготове оптимистические или приукрашенные прогнозы, каждый из которых представляет некий новый проект или план некоего только что назначенного генерала. Судя по хвалебным одам, американские военные кампании за рубежом вершат правосудие, способствуют смещению тиранов, предотвращению насилия на западной земле, распространению демократии, содействуют развитию, предотвращают войны на религиозной почве, защищают мирных граждан, снижают уровень коррупции, борются за права женщин, сокращают объемы международной торговли героином, контролируют последствия экстремистской религиозной идеологии, создают законопослушные и грамотные органы безопасности в Ираке и Афганистане и, наконец, выстраивают такую государственность, которая сможет поддерживать независимость, попутно противодействуя будущим деспотам и террористам.
Помимо смещения тиранов и убийства Усамы бен Ладена, ничего из перечисленного убедительностью не отличалось. Выдающиеся успехи оказались недолговечны. На место старых подонков приходят новые, а коррупция и беззаконие продолжают носить повсеместный характер. Погибло бесчисленное количество гражданских лиц — во много раз больше, чем в результате террористических атак 2001 года. А кто-то получил ранения или был вынужден покинуть свой дом, сначала в результате американских действий, а затем общественных факторов, порожденных действиями США.
Правительства Афганистана и Ирака, на строительство и поддержку каждого из которых Соединенные Штаты потратили сотни миллиардов долларов, ненадежны, безжалостны и непредсказуемы. Страны, которыми они стремятся управлять, укрывают большое количество вольных стрелков и террористов, закаленных и подкованных благодаря опыту борьбы с американской военной машиной. Бóльшая часть инфраструктуры, которую Соединенные Штаты построили с помощью денег своих граждан и труда своих войск, оказалась заброшена. Сотни тысяч единиц оружия для исчезновения будущих союзников США; бесчисленное количество сбывается на рынках или находится в руках врагов Вашингтона. Расформированы подразделения национальной полиции и армии, которые Пентагон провозглашал необходимыми для будущего развития их стран. «Исламское государство» спонсировало или поощряло террористические нападения во всем мире: а это именно та преступная деятельность, которую глобальная «война с терроризмом» была призвана предотвратить.
Прошло почти два десятилетия с тех пор, как Белый дом представил американские войска освободителями, а обширные территории с развернутыми Пентагоном боевыми силами находятся под влиянием упрямых мятежников. Районы, некогда рекламировавшиеся в качестве показателей прогресса в рамках борьбы с повстанцами, превратились в запретные зоны, регионы, куда мало кто из американцев осмеливается ступать, за исключением нескольких журналистов, гуманитарных работников, гражданского персонала вооруженных сил, американских военных и агентов ЦРУ.
За эти годы сотни тысяч молодых мужчин и женщин добросовестно подписывали контракты и служили на низших и средних должностях. Они не разрабатывали политику, а просто существовали внутри нее.
Роберту Сото было десять лет, когда 11 сентября 2001 года учитель из его школы рассказал о врезавшемся во Всемирный торговый центр самолете. Его утро обернулось медленным процессом эвакуации, сопровождавшимся нарастающим нервным напряжением. Одного за другим одноклассников Сото объявляли по школьной радиосвязи. Ближе к концу очередь дошла и до него. Встретивший его в коридоре отец объяснил, что США подверглись нападению. Мальчик отчетливо ощутил доселе неприсущий этому человеку страх.
Его мучило непреодолимое желание понять, что же все-таки произошло. Несколько месяцев спустя Сото улизнул из дома в компании своего 11-летнего друга, а добравшись до места, принял решение посвятить себя защите своей страны и пополнить ряды американской армии, как только станет достаточно взрослым.
Жизнь в Бронксе была непростой, и Сото с 8 лет занял свое место на улице, продавая батарейки. Многие из его друзей ступили на скользкую дорожку, присоединившись к различным уличным бандам. Его отец работал швейцаром на Манхэттене и воспитывал их с братом один. Семья жила в одной квартире с бабушкой Сото, которая перебралась в Нью-Йорк из Пуэрто-Рико в 1962 году и на протяжении десятилетий жила в доме на Моррис-Авеню. Она присматривала за ним из окна второго этажа и звала домой, стоило лишь почувствовать беду. Когда он попытался вырваться из-под ее внимания, она выяснила его маршруты по крышам и лестницам в другие здания квартала и знала, где именно его можно подкараулить и забрать домой. Сото не хотел ее разочаровывать. В восьмом классе он играл Яго в школьной постановке шекспировского «Отелло». Эта роль помогла ему поступить в профессиональную школу актерского мастерства на Манхэттене в сентябре 2003 года, вскоре после вторжения США в Ирак.
Вписаться в это окружение Сото так никогда и не удалось. Большинство его одноклассников не были ни вовлечены в бандитские разборки, ни склонны к мечтам о военной службе. Почти все они собирались поступать в колледж и сумели, казалось, абстрагироваться от воспоминаний о нападении на Нью-Йорк. Сото чувствовал себя среди них чужим. Закончив школу в 2007 году, он пошел на летние занятия в Леман-колледж, но чувствовал себя не в своей тарелке. Америка вела две войны, обе без особого успеха. Так почему он должен сидеть без дела? Сото ушел с занятия по математике и отправился в военкомат, где сказал первому встречному, что хочет поступить на службу, а именно добровольцем в пехотные войска, поскольку счел это самой тяжелой и опасной работой. Когда он принимал присягу, бабушка была в отъезде, а узнав обо всем, очень расстроилась. «Останься я здесь, ни за что бы его не отпустила», — сказала она.
В августе Сото прибыл в Форт Беннинг, штат Джорджия. Некоторые из тренировавших его сержантов служили в Ираке и Афганистане; он считал их самыми поразительными людьми из всех когда-либо встреченных. Домой на каникулы Сото вернулся с приказом в январе 2008 года доложить о прибытии к месту службы на базу Форт Худ, штат Техас, и присоединиться к Первой пехотной дивизии, которая должна была отправится в Афганистан для смены личного состава. Война в Ираке вступила в менее интенсивную фазу, и Пентагон переключил внимание на победу над талибами, которые вновь заявили о себе после того, как в 2001 году были вынуждены покинуть Кабул. Они бросили вызов правительству, захватывая отдаленные заставы.
В Форт Худе Сото встретил 32-летний командир одного из отрядов «Гадюки» сержант Нейтан Кокс. Свой ранг он давно перерос. Помимо вечного хмурого лица и пары седых волос, он имел высшее образование и излучал уверенность, приобретенную в ходе предыдущих кампаний в Боснии и Ираке. Он поприветствовал Сото с вежливостью, присущей человеку, проведшему много лет в католической школе Айовы. Сото он сразу понравился. Кокс был порой задумчивым книжным червем с татуировками. Поработав под руководством сержантов-инструкторов строевой подготовки с их невероятно раздутым эго, Сото привлекло его спокойное, сдержанное и аналитическое поведение. Командир взвода, сержант первого класса Томас Райт назначил Сото подносчиком боеприпасов при пулеметном расчете.
В преддверии отправки в Афганистан рота неделями тренировалась в полевых условиях, готовясь к длительным маршам с тяжелыми рюкзаками и оружием. Чем больше Сото узнавал сержанта Кокса, тем больше убеждался в том, как сильно ему повезло работать под его началом. Кокс служил в армии в 90-х, затем вернулся к гражданской жизни и стал учиться на бакалавра. Как и Сото, террористические атаки 2001 года произвели на него глубокое впечатление, и он снова задумался о службе. Но, будучи отцом двоих приемных детей и маленькой дочери, он не хотел разрушать семью. Он ждал 2005 года, когда падчерица должна была закончить среднюю школу, чтобы во второй раз принести присягу и вернуться в армию в качестве добровольца пехотный войск. До прибытия в Форт Худ с женой Энни и их малышом, Кокс успел послужить в Ираке. Став командиром отряда, ему предстояло превратить новую партию солдат в сплоченный боевой коллектив. Как и Сото, он тоже был человеком творческим, а именно художником.
К весне поползли слухи о том, что «Гадюка» отправляется на заставу Коренгал в одном из самых опасных мест Афганистана — так называемой «Долине смерти». Сото пытался не позволить беспокойству окружающих охватить и себя. Его подход и серьезность не остались незамеченными; его отправили на курсы резервных медиков, что привело к расширению его обязанностей. Кокс не переставал впечатлять его. Пока другие сержанты явно нервничали, тот оставался спокоен и всем своим видом олицетворял следующую мысль: «Мы знаем, что делаем, и останавливаться не станем».
В конце той весны в доме Кокса на Форт Худе жило несколько новобранцев. Выделенная его семье половина армейского дуплекса была в таком плохом состоянии, что они с Энни называли его правительственной трущобой, гетто Форт Худа. Перед отлетом на год бойцам батальона предоставлялся отпуск, и именно здесь, на заднем дворе семьи Кокс, они имели возможность собраться и отдохнуть. Энни готовила еду, а ее муж жарил мясо, подавал напитки и представал в необычном для себя свете, убеждая членов своего отряда в том, что каждый является частью команды, что он нуждается в них, и что скоро все они будут нуждаться друг в друге еще сильнее.
Но кое-чем он не делился. Немногие знали, что Коксу не обязательно было отправляться в Афганистан; его завербовали для операций в психологической войне, но он отказался от этой возможности, признавшись Энни, что не может отпустить ребят в Афганистан одних. Он говорил своим солдатам, что они должны служить друг другу надежной опорой.
Вертолет с Сото на борту пролетел над долиной реки Кунар, похожей на широкое зеленое пятно среди лесистых склонов. На повороте к Коренгалу путь пролегал над каньоном, где воздушные суда часто попадали под обстрел, и сердце Сото забилось чаще. Приземлились они среди бункеров, окруживших кучку фанерных лачуг. Солдаты направились прямиком к парапетной стене. Дойдя до места, Сото увидел мрачные лица своих сержантов и пригнулся, опустившись на одно колено и обливаясь потом. Пехотинцы той роты, на смену которой и прибыли бойцы «Гадюки, засмеялись.
В тот момент, когда Сото и его сослуживцы прибыли в долину, США поддерживали свое присутствие в Афганистане на протяжении без малого семи лет — а это дольше Гражданской войны в Америке и участия в Первой мировой вместе взятых. На протяжении многих лет цели войны и роль армии менялись. Спешка отправиться в эту страну и наказать причастных к атакам 2001 года переросла в нечто иное: бессрочную оккупацию. Усама Бен Ладен и лидер талибов мулла Мухаммед Омар были на свободе, а элитные антитеррористические подразделения вели теневую войну против Аль-Каиды и ее союзников. А более крупные американские части оказались вовлечены в войну, в ходе которой безотлагательность сменилась мешаниной военных и политических целей. Командировки военнослужащих в Афганистан стали сочетать военные и гражданские задачи, включая удержание удаленных аванпостов, организацию инфраструктурных проектов, оказание помощи афганским министерствам в решении таких задач, как регистрация избирателей и подготовка и вооружение афганских солдат и полицейских, на плечи которых, как настаивал Пентагон, однажды будет возложена ответственность за поддержание безопасности в стране.
Ни у кого не было четкого представления о том, когда этот день может наступить, и надежда на решительный порыв в контексте любого из этих предложений оказалась перечеркнута кампанией в Ираке, которая начала отвлекать внимание Пентагона вскоре после того, как в конце 2001 года Бен Ладен бежал через горные перевалы близ Тора-Бора. В середине 2008 года, когда команда Кокса прибыла на место, количество американских военнослужащих в Ираке и Афганистане составляло более 140 000 и около 33 000 соответственно. Многие из них жили среди небольших сельских позиций, вокруг которых талибы давно установили пункты засад и заложили скрытые бомбы. Это сделало наземные патрули опасными и затруднило подвоз припасов по дорогам. Эти позиции поддерживались за счет регулярного снабжения, сбрасываемого с парашютами и перевозимого на вертолетах, которых, к слову, тоже не хватало. Все это время США, сражаясь с искусными в плане террористических атак и партизанской войны врагами, проводили «полевые испытания» перезагруженной западной противоповстанческой доктрины с акцентом на защиту гражданских лиц и предоставление услуг и одновременным ужесточением правил ведения военных операций. Снова вошла в оборот фраза времен Вьетнама «завоевывая сердца и умы» — даже когда подразделения войск, оснащенных обычным вооружением, львиную долю времени тратили на охрану своих аванпостов и обеспечение себя продовольствием в отдаленной труднопроходимой местности. Афганистан называли «войной благоденствия», а убогие заставы, многие из которых строились вблизи сел, где иностранных оккупантов не чествовали, — «губками для пуль».
В первые годы войны американцы время от времени рисковали продвигаться по берегам Коренгала, и часто встречали вооруженное сопротивление. Но известность долина обрела лишь в 2005 году, когда трех бойцов спецназа ВМС убили в засаде, а спешивший им на помощь вертолет сбили, в результате чего погибло еще 16 человек. В 2006 году армейская бригада расположила заставу на невысоком хребте, начав тот этап операций, что был возложен на взвод Сото. На тактическом уровне строительство заставы могло показаться целесообразным: место легкообороняемое, с видом на реку и расположенные ниже тропы и достаточным посадочным пространством для вертолетов. В социальном плане хуже и быть не могло: ряд иностранных военных бункеров, построенных на территории лесопилки и дровяного склада, ранее принадлежавших местному магнату по имени Хаджи Матин. Американский опорный пункт оставил без работы наиболее суровых людей долины — тех же афганцев, что знали горные тропы. А Хаджи Матин стал командиром солдат долины под знаменами движения «Талибан».
Место было выбрано с учетом военного мышления, а защита возлагалась на принципы стандартной военной тактики. Войска строили меньшие посты, чтобы находившиеся в них люди могли следить за большей частью русла реки и поддерживать друг друга с помощью пулеметного и минометного огня. Должностные лица НАТО говорили о создании альянсов между правительством и народом. Американское присутствие в Коренгале ощущалось скорее непроработанной обороной, нежели дипломатической экспедицией ввиду несогласованности с идеями защиты населения и завоевания умов и сердец.
Поначалу Сото счел долину потрясающей. Русло реки образовывало зеленую полосу земли. Террасы из сложенного камня поднимались по склонам находившихся ниже холмов. Деревни цеплялись за выступы, а дальше вверх поднимались обдуваемые ветром каменные откосы. Это не было похоже на преобладающие в афганском ландшафте засушливый степи или коричневые холмы. То был первобытный лес, разделенный каскадами горных потоков, питавших реку с запоминающимся названием: место за гранью воображения подростка из Бронкса.
Вскоре Сото увидел все это с иного ракурса. Используя аэрофотоснимки, американцы нанесли на карту каждую постройку каждой деревни. Долина перестала казаться ему забытой временем землей и была нанесена на карту столь же замысловатым образом, как практически любое другое место на планете. Вершины холмов, хребты, коровники — все стало мишенью для американского оружия, готового к ответным мерам против любой позиции, откуда может начаться атака. Многие нападения следовали определенным закономерностям. До заставы можно было добраться по единственной грунтовой дороге из долины реки Печ. Армия пользовалась этим сухопутным путем больше года, отправляя по нему грузовики в сопровождении вертолетов и бронированных многоцелевых автомобилей повышенной проходимости. Часто взвод расчистки маршрута шел медленно, высматривая бомбы. Данная практика хорошо известна всем сторонам и давала талибам многие часы на подготовку. Без шуток, армия окрестила эту грунтовую дорогу «Маршрутом победы».
Вскоре после прибытия Сото оказался в башне вездехода на дороге, глядя на находившуюся на другом берегу реки деревню под названием Донга, когда рядом с их машиной в грязь ударил снаряд, осыпав его осколками и камнями. Он крикнул водителю «Шевелись!» и открыл башню, прицеливаясь чуть ниже той пыли, что поднялась по ту сторону. Он расстрелял всю обойму и половину другой. Сержант Кокс находился в грузовике под ним. «Эй, чувак, ты в порядке?«- спросил он Сото. «Да, норма», — ответил тот.
Их ожидало еще море насилия. В течение нескольких недель в результате взрыва был убит старший сержант другой роты и ранены еще два солдата, пытавшиеся добраться до заставы в составе шедшей вверх по «Маршруту победы» колонны. Тогда боевики предприняли крупнейшую в истории «Гадюки» атаку на восточном берегу реки. Чтобы отбиться, рота выпустила залпы артиллерийских и минометных снарядов, в том числе снаряженных белым фосфором. Громоподобные взрывы и воспламеняющиеся химикаты заставили холмы полыхать. Два дня спустя старший сержант третьего взвода упал при осуществлении пешего дозора. Сото был на дежурстве со своим отрядом, когда по радио передали: сержант мертв. Патрулю Сото нужно было вернуться. Так, подумал он, выключи эмоции. Останавливаться нельзя. Можешь подумать об этом сейчас или позже, когда мы все вернемся целыми и невредимыми. 18-летний Сото выбрал второе.
Жизнь превратилась в обычную рутину пехотных войск. Дни знаменовались прогулками по деревням, попытками подстеречь боевиков на тропах и долгими сменами на посту, наблюдением и ожиданием нападения. Обе стороны двигались словно в танце. Талибы стреляли из укрытий, солдаты открывали ответный огонь. Затем нападавшие отступали, поскольку американцы привлекали минометы и артиллерию, а это случалось обычно перед тем, как самолеты начинали обстреливать холмы или сбрасывать бомбы. Также осуществлялось взаимодействие с мирными жителями долины. Многие коренгальцы были настроены против американцев, и это проявлялось во всем: начиная с холодных взглядов и заканчивая отсутствием в деревнях мужчин призывного возраста. Коренгал производил впечатление долины женщин, детей и стариков, в то время как молодежь пряталась в горах. Американцы видели их только по пятницам, когда те откладывали оружие в сторону и шли в местную мечеть. Иногда солдаты «Гадюки» стояли снаружи и смотрели, как потенциальные враги идут мимо, и подобный ритуал имел с точки зрения Сото все меньше и меньше смысла. Пентагон говорил о необходимости разделения повстанцев и мирного населения. А что если, спрашивал себя Сото, повстанцы — и есть население? Что тогда должен делать солдат?
По несколько раз за ночь Сото глядел на мерцавший в лесу по ту сторону долины свет фонариков. Он был уверен, что это талибы перевозят боеприпасы и оружие, и эта уверенность сводила его с ума. Они могли сражаться, как им заблагорассудится, а американские солдаты были связаны правилами, ограничивавшими их возможность входить в дома, использовать оружие и применять огневую мощь. Солдат обучали достойному поведению и сдержанности. В глазах Сото «Гадюка» походила на боксера, которому запрещалось использовать кулаки против врага, имеющего право первого удара. Этакая лотерея смерти, с медалями для проигравших и темами для обсуждения в новостях.
6-го сентября Второй взвод перешел реку и взобрался по крутому склону в Донгу, в то время как другие солдаты заняли позицию на западной стороне. Боевики открыли огонь, пытаясь поразить последних. Когда стрельба прекратилась, Кокс склонился над рацией вместе с другим сержантом. Они покачали головами и велели подчиненным приготовиться к возвращению. Сото, изучавший язык тела Кокса, знал, что что-то не так.
Над головой кружили вертолеты. После того, как солдаты пересекли реку и выбрались на дорогу, Сото разозлился. Много чего происходило, а их никто не информировал. Он полагал, что знает причину. Когда отряд достиг позиций афганской армии, его гнев перерос в ярость. Он обратился к сержанту за разъяснениями. «Скажите, — потребовал он. — Кого убили?»
«Найта», — ответил сержант.
Специалист Марк Найт был опытным солдатом, прошедшим Ирак. Убит он был снайперским выстрелом в голову. Находившиеся в грузовике солдаты увидели, как мгновенно обмякли его ноги.
Небеса разверзлись, заливая долину дождем и градом. Промокший и замерзший Сото энергично прошагал последний отрезок пути к заставе. Тело Найта лежало в спальном помещении механика, и солдаты могли отдать ему последние почести. Поздно ночью весь состав «Гадюки» собрался на церемонию. Минометная бригада произвела два выстрела трассирующими снарядами. Они загорелись и опустились, тихо свистя и отбрасывая тени, тут же закружившиеся в причудливом танце. Они горели около минуты, а затем долина вновь погрузилась во тьму.
Идеализм, приведший Сото в Афганистан, исчез. В своем дневнике Кокс записал один из вопросов Сото. «Почему, — писал он, — эти куски дерьма продолжают жить бессмысленной жизнью, а хорошие люди умирают в таком месте?» Сото полагал, что Кокс солидарен с ним, но тот не спешил с ответом и тщательно подбирал слова. Он не знал, что фатализм просочился даже в голову сержанта. «Смерь неотрывно связана с юмором, — писал Кокс. — На похоронах просто скажи „думаю, так и должно было случиться»». Его запись в тот вечер сопровождалась множеством названий песен: «Армия семи Наций» (Seven Nation Army, The White Stripes), «Вдали от Солнца» (Away From the Sun, 3 Doors Down), «Здесь без тебя» (Here Without You, 3 Doors Down).
А закончил он словами из еще одной: «Люби меня, когда меня не станет» (Love me when I’m gone из песни When I’m Gone (3 Doors Down)).
Эскалация насилия была одной из своеобразных особенностей афганской войны — в конце правления президента Джорджа Буша-младшего и в разгар президентской гонки между сенаторами Бараком Обамой и Джоном Маккейном. По сравнению с Ираком численность американских войск в Афганистане значительно снизилась, а интерес общественности к войне ослаб. Но когда в июле 2008 года Сото отправился в эту страну, политическая риторика как раз начала меняться. «Наши враги перешли в наступление», — предупреждал в своих предвыборных речах Маккейн, пока солдаты роты «Гадюка» прибывали на вертолетах к заставе. Оба кандидата обещали возглавить ни много ни мало реорганизацию военных приоритетов, пообещав переломить ход войны с помощью нестандартного мышления и увеличения количества войск. Но баланс времени вряд ли помог бы роте «Гадюка», солдаты которой среди последних были отправлены в бесплодные земли по старому плану. Вашингтон все сыпал обещаниями, однако согласно политическому календарю, скорого прибытия подкрепления ждать не стóило.
После убийства Найта сержант взвода Райт сказал Сото, что Третий взвод направляется к наблюдательному пункту и берет Сото с собой. Но тот идти не хотел: в конце месяца Коксу исполнялось 33, и Сото заказал для него подарок, книгу «Над пропастью во ржи». Он давно заметил, как много Кокс читает. Даже когда на сон оставалось всего несколько часов, Кокс часто проводил время с книгой. Для него это было своего рода убежищем. В одном из разговоров Сото узнал, что Кокс никогда не читал Сэлинджера, и собирался исправить это, как и остаться со Вторым взводом. Он разыскал своего командира и попросил оставить его на месте.
Кокс ответил, что он уже говорил с Райтом, и краткого переназначения не избежать. Наблюдательный пункт нуждался в медике, обязанностям которого как раз и обучился Сото. Сам Кокс возглавил остальную часть взвода. Некоторые солдаты называли некоторые вылазки самоубийственными миссиями; один из них жаловался на необходимость брать на себя ненужные риски. Кокса это удивило, и в дневнике он записал: «Что? Все наши действия — ненужный риск. Работа такая!»
Сото в составе Третьего взвода двинулся к наблюдательному пункту «Даллас», небольшой позиции над долиной, где солдаты по очереди дежурили у радио и за пулеметами, защищая товарищей, расположившихся внизу. Место было донельзя примитивным: множество укрепленных мешками с песком окопов, вырубленных в камне и высушенной солнцем почве. Солдаты спали на раскладушках на неровной земле, а рядом стояли бочки для отходов. Бункеры кишели блохами, а воздух — мухами, которых привлекал запах экскрементов и всего остального. Но некоторым солдатам там нравилось. В «Далласе» они чувствовали свободу от правил и рутины более крупного форпоста: одни на вершине хребта, где каждый рассвет воздух наполняло пение птиц. Кокс казался особенно довольным. «Я впервые командую фортом», — писал он.
20 сентября Второй взвод отправился на север по «Маршруту победы» в сторону долины реки Печ, чтобы очистить район, где на патрули нападали так часто, что солдаты прозвали его «Переулком засад». Сото следил за их передвижениями по радио. Внезапно он услышал треск выстрелов, затем шум от реактивной противотанковой гранаты и эхо. Затем зазвучал обнадеживающий голос Кокса. Патруль сообщил о пересечении наиболее опасного участка.
В долине прогремел взрыв. Как догадался Сото, бомба попала в вездеход.
Его охватило тревожное ожидание, пока он отслеживал радиотрансляцию между заставой и патрулем. Зазвучало несколько голосов, но Кокса среди них не было. Сото подумал, что тот может был занят чем-то на месте взрыва: оценивает произошедшее, помогает раненым, организовывает ответный удар. Другие солдаты добрались до кратера и рассказали об увиденном. Взрыв самодельного взрывного устройства сбил с дороги последний вездеход, разбросав по склону ошметки его брони, крыши и дверей. Двое солдат получили ранение, еще двое погибли. Наводчик, рядовой Джозеф Гонсалес, умер мгновенно. Как и сержант Кокс.
Где-то южнее на большой высоте глаза Сото наполнились слезами.
Только недавно убили Найта, а теперь еще Кокс и Гонсалес. Сото больше не был тем подростком, что выступил добровольцем на защиту своего города. Горе, ярость и бессилие привели к осознанию: «Лучшие всегда проигрывают. Ребята, кажущиеся готовыми к войне как морально, так и физически — ребята, которые, как вам кажется, обязательно вырвутся, — домой не возвращаются».
Обычно в грузовике Сото сидел прямо за Коксом. Если бы Райт не отправил его в «Даллас», если бы Сото оспорил-таки свое переназначение, во время взрыва он был бы там, на своем месте, и держал бы в руках перевязочный пакет.
В декабре армия отправила Сото домой в отпуск, поскольку пришла весть о смерти его сводной сестры. Поездка была неприятной. Сото прибыл сначала в Джелалабад, затем в Баграм, впитывая атмосферу и поражаясь контрасту: столовые ломятся от яств, военные розничные магазины завалены всякой всячиной, солдаты стоят в очередях у магазинов с напитками, а не у душевых. Эти ребята выбрасывают еду, подумал он. В Нью-Йорке чувство неприкаянности усилилось. Он остался у бабушки, которая готовила ему вкусности и души в нем не чаяла, но избегала задавать вопросы, будто и не хотела ничего знать. Он никак не мог связать свою жизнь на заставе с предотвращением теракта здесь, дома.
Избранным президентом стал Барак Обама. Скоро о войне в Афганистане заговорят с новой силой. Но политические колеса вращались медленно, и какие бы изменения не ожидали войну, вряд ли они произойдут достаточно скоро, чтобы хоть как-либо отразиться на солдатах его взвода, все еще задействованных в перестрелках. Сидя дома под присмотром бабушки, Сото чувствовал вину за свое отсутствие. Когда пришло время возвращаться в долину, он вздохнул с облегчением.
По приземлении на него обрушилась новая порция плохих новостей. После его ухода застрелены были еще три солдата его взвода, а один из вертолетов был сбит ракетой и разбился. Большинство находившихся внутри выбралось, но сержант погиб. Эта катастрофа выявила еще одну слабость американских планов в отношении афганской войны: отсутствие симпатии со стороны местных сил. После того, как вертолет упал, морские пехотинцы попытались призвать афганских солдат, кураторством которых занимались, на помощь пассажирам и экипажу, но те отказались, заявив, что это не входит в их планы и обязанности.
Отношение Сото к войне продолжало меняться, и он не желал сдерживать эмоции относительно того, что знал. Американские солдаты не собирались задабривать коренгальцев сладкими речами о подавлении сопротивления антиправительственных вооруженных формирований или проектами боевых разработок, а для победы над боевиками мало было просто околачиваться вокруг заставы и наведываться деревни при свете дня. В новостях о войне старшие офицеры озвучивали лишь необходимое: о тренирующих афганские силы американцах, о завоевании симпатии со стороны афганского населения, об отступлении талибов. Начальство не упоминало ничего из того, что видел Сото: что большинство афганцев в долине не были заинтересованы в налаживании отношений, что армия Афганистана выжила только благодаря американской защите, и что подразделения вроде его собственного проводят бóльшую часть времени в попытках обеспечения поставок продовольствия и сохранения собственных жизней.
Когда с кратким визитом на заставу прибыл полковник, солдатам было велено устроить ему экскурсию. Сото слышал, что он не собирался покидать укрепления до прилета боевых вертолетов. Боится, думал Сото. Он видел армию в образе огромной корпоративной организации, восхищавшейся собственными девизами, в то время как войска существовали на одних лишь подробностях неэффективных планов. Мы здесь, потому что здесь, думал он, когда на смену зиме пришла весна. Мы прибыли для пополнения рядов, и никто не знает, чем еще заниматься. Теперь его цель была проста: помочь друзьям выжить.Затем пришел приказ о высокогорной засаде.
Солнце скрылось полностью, и небо из темно-синего стало черным. Сото опустил на лицо встроенный в шлем монокулярный прибор ночного видения и включил прицельный лазер. От дула его винтовки протянулась тонкая зеленая линия, видимая лишь обладателям таких же, как у него, приборов.
Высыпали звезды. Командир взвода лейтенант Смит прибыл в долину недавно, прямиком из школы десантников, и от него веяло выносливостью, энтузиазмом и пониманием военной тактики. Ранее он служил штабным сержантом, прямо как Кокс, благодаря чему его наградили нехарактерной для нового лейтенанта степенью доверия. Но в пехоте ему служить еще не приходилось, и взвод не был склонен делать ему поблажки. Я понимаю, что ты человек новый, — думал Сото. — Но не хочу потерять ни еще одного друга, ни собственную жизнь только потому, что ты хочешь выглядеть круто.
В соответствии с планом Смита, разведчики должны были найти позицию на склоне и следить за тропой, предупреждая о любом, кто приблизится. Они ушли одной колонной. Сото решил, что ночь предстоит скучная. Возле центра патрульной базы с телефонной трубкой сидел радист и вслушивался в сигналы. В преддверии нескольких часов передышки Сото расстелил плащ-палатку и открыл свой ИРП.
Тут появился Смит и что-то затараторил шепотом. «По тропе спускаются люди», — сказал он. Радист спросил, не разведчики ли это возвращаются.
«Нет, — выпалил Смит. — Это талибы». Сото услышал позади себя движение: Смит сел между ним и специалистом Молано, и его шепот практически нельзя было разобрать. Разведчики только что сообщили, что в их сторону движутся боевики, сказал он, человек 10-15.
Сото охватил тот особенный настрой, что селится в сердце солдата за мгновения до битвы: ощущение абсолютной, пьянящей ясности. Стороны поменялись местами. На этот раз в ловушку должен был попасть кто-то другой. Он снял винтовку с предохранителя и стал делать то, чему его учили: вглядываться в свой сектор и готовиться убивать. Оставалось ждать. Только Смит мог решить, являются ли приближающиеся люди боевиками. Если да, то именно он должен был решить, когда открыть стрельбу. Сото прижался лицом к прибору ночного видения. Кровь стучала в ушах.
В тусклом зеленом свечении появилась фигура человека, вооруженного винтовкой. Следом появился еще один, тоже с винтовкой. Затем в поле зрения вышли еще двое мужчин. Расстояние до них составляло около 32 метров. Первый человек остановился, направил фонарик на землю, включил его и быстро выключил.
Талибы перестали быть призраками. Он был прав с самого начала, когда только увидел фонарики и заподозрил, что по ночам они передвигаются открыто. Сото почувствовал спокойствие. Приближающиеся вот-вот умрут.
Появился пятый человек. Над спиной одного из них торчала реактивная противотанковая граната. Другой нес на плечах пулемет. Многие шли непринужденно, в непосредственной близости друг от друга и казались чересчур самоуверенными. Сото никогда не видел талибов так близко, по крайней мере, с оружием: они не были похожи на мифических моджахедов. Эмоции захлестнули его: гнев смешался с отвращением. Из-за них я оказался на другом конце света, на этой горе, а они даже не знают, что делают?
Расстояние до идущего первым человека сократилось до 18 метров. Первые двое уже попали в лазерный прицел, и зеленая линия остановилась на лбу предводителя, а на груди второго кто-то вырисовывал восьмерку.
Сото направил оружие на человека с пулеметом. Боевики вошли в радиус 13 метров, затем девяти. Сзади подтягивались другие. Где же Смит? Давай, чувак, командуй. Пулеметчик был менее чем в четырех с половиной метрах. Сото казалось, что сердце вот-вот разорвется.
Главарь талибов остановился, а следовавшие за ним замолчали, на их лицах и грудных клетках дрожали зеленые линии лазеров. Сото захотелось кричать. Давай, давай, Смит, слышишь —
Смит нажал кнопку от мины «клеймор». Лес содрогнулся от взрыва. Патруль талибов накрыло градом стальных шариков. В темноте зазвучал голос лейтенанта: «Огонь! — кричал он. — Огонь! Огонь!»
Сото несколько раз выстрелил в грудь человека с пулеметом и продолжал палить даже когда тот упал сначала на колени, а затем скорчился на земле. Он просканировал начавшуюся суматоху с помощью прибора ночного видения. Несколько боевиков «Талибана» упали замертво, другие разбежались. Сото стрелял по ним, но не был уверен, что попадает.
Человек, в которого Сото выстрелил первым, встал. Сото выстрелил снова. Человек нырнул в кусты. Раздался взрыв гранаты. Сото услышал знакомые голоса. Меняя обойму, он кричал, что не пострадал. Стрельба прекратилась, и в тишине раздался громкий голос: «Приготовиться к контратаке!»
Сержанты забегали по патрульной базе, проверяя своих солдат. Кто-то сказал, что из американцев не пострадал никто. Сержант отвел Сото и двух других солдат в зону поражения, чтобы обыскать мертвых. Сото нашел тело убитого им пулеметчика. Вблизи, при свете фонарика, он выглядел лет на 16. Другие тела были разбросаны по лесу. Сержант надел латексные перчатки и стал разворачивать головы мертвецов, чтобы сфотографировать их лица для разведывательного донесения. Второй взвод убил более десяти боевиков движения «Талибан» и должен вернуться во избежание собственных потерь.
Взвод стал спускаться по склону, выслав вперед разведчиков. Снова началась перестрелка. Сото был далеко позади; он и шедшие рядом с ним солдаты заспешили вниз по склону и обнаружили разведчиков стоящими над тремя убитыми талибами.
Сото пустился в раздумья: он гордился собой. Они с товарищами убили тех, кто убивал их. Месть принесла ему какое-то первобытное удовлетворение. И эта ночь, думал он, может принести нечто большее, чем просто месть. Потери в рядах талибов могут повредить их боеспособности.
До рассвета «Гадюка» снова оказалась на другом берегу реки и двинулась в гору к воротам заставы. Ожидавшие их солдаты ликовали. Сото слышал, как действия его взвода называют грандиозными. Повара приготовили горячую еду, и солдаты, вернувшись на базу в условиях относительной безопасности, стали говорить наперебой, быстро и громко.
Сото отошел в сторону, ноги дрожали от судорог. Он копался в запекшейся крови, обыскивая еще теплые тела бойцов Талибана, разорванные пулями и минами «клеймор». Он разделся и помылся, вылив на себя несколько бутылок воды. Адреналин перестал выбрасываться, позволив ему осмыслить произошедшее. Он понял, что ошибся только в одном: Смит оказался классным командиром и провел наиболее успешную операцию за все время их пребывания в долине. Но теперь он сомневался в том, что убийство боевиков изменит обстоятельства компании.
Проснувшись, Сото увидел приближавшуюся к гряде пешую процессию жителей окрестных деревень. Некоторые тащили самодельные носилки, одни из которых напоминали кровать. Коренгальцы пришли за убитыми. Американцы наблюдали за ними через прицелы и бинокли. Шли часы, и афганцы стали медленно спускаться вниз, неся завернутые в простыни тела.
Ранее к воротам заставы приходили старейшины с просьбами о разговоре командиром «Гадюки» капитаном Джимми Хауэллом. В обычных обстоятельствах их длинные лица вполне могли бы заставить замолчать кого угодно, но жители заставы были полны энтузиазма, а их моральный дух поддерживало осознание свершившейся мести. Солдаты усмехались. Затем последовала неловкая встреча: Хауэлл вышел к посетителям, и те заявили, что американцы совершили ошибку, ведь солдаты «Гадюки» убили якобы членов поисковой группы, отправленной на поиски пропавшего ребенка.
Хауэлл подождал, пока выскажется каждый из старейшин и лишь затем заговорил сам. Эта сказка, по его словам, была самой нелепой ложью, что ему приходилось слышать.
После засады Смит назначил Сото радистом, и взводу было поручено посетить Ланейал, что находится на противоположном от Алиабада берегу реки. Поход туда был сопряжен со множеством рисков. Солдаты шли по западной стороне реки, которую часто обстреливали талибы и где был убит Найт. Затем необходимо было спуститься вниз по склону к месту разветвления реки. Тропа была узкой, а река разлилась из-за талого снега и дождей. Переходить нужно было по деревянным мосткам, первый из которых был около 60 сантиметров в ширину, а второй представлял собой бревно. Первый лейтенант Джон Родригес, заместитель командира «Гадюки», шел рядом со Смитом, который продолжал изучать местность.
Взвод вышел под моросящим дождем. В долине плавали обрывки тумана. Грязь под ногами была невероятно скользкой. По дороге вниз солдаты встретили старейшину Зарина, с которым Родригес был знаком. Они поговорили, и Зарин уверил его в безопасности нашего пути.
Переправившись по мосту через западный рукав реки, солдаты гуськом двинулись к мосткам. Внезапно впереди прогремел взрыв, в воздух взметнулся столп грязи. Через мгновение все стихло. У Сото звенело в ушах.
Пули посыпались градом, Сото встал на ноги и бросился вниз по течению, перепрыгивая через валуны. Впереди он увидел кучу бревен и направился туда, радиоантенна болталась за спиной. Добежав до бревен, он опустился на колени, прицелил свой M4 вверх и выстрелил.
«Оставайся там! — крикнул Смит. — Оставайся! Там!»
Сото его не слышал. Шум воды и выстрелов заглушил все остальные звуки. Он думал, что Смит просит радиоприемник, побежал по берегу и прыгнул в холодную воду, мгновенно прочувствовав всю тяжесть своего рюкзака. На другом берегу, метрах в ста, стояло каменное здание. Стрельба разрывала воздух. Сото шел через ручей, изо всех сил стараясь сохранять вертикальное положение. Выбравшись из воды, он вскарабкался на берег и побежал в сторону находившихся у здания солдат.
Просвистела и взорвалась бомба ВВС, подняв грибовидное облако на месте другого здания. Смит велел солдатам быть готовыми к отступлению. Теперь у них появился шанс. Бросив дымовые шашки и след в след ушли в Алиабад, где сгруппировались в переулках и устроили перекличку. Командиры подсчитали количество боеприпасов. Настроение у всех улучшилось, ведь им удалось пережить еще одну засаду.
Раздался громкий голос: «Деуотер?» Ответа не последовало; рядового первого класса Ричарда Деуотера в Алиабаде не было.
Сото почувствовал в горле противный комок. Он связался по рации с заставой на случай, если Деуотер вернулся. Там его тоже не было. Близилась ночь, и солдаты двинулись через реку. Рассредоточившись по пшеничным полям, взвод направился к оставленной взрывом яме.
«Я нашел его, — раздался голос. Сото развернулся и увидел одного из сержантов, но не Деуотера. — Погляди наверх», — сказал сержант и указал фонариком вверх. На одном из деревьев висело безжизненное тело Деуотера. В шлеме и без ноги.
Другой сержант влез на дерево и снял Деуотера. Солдаты положили его на носилки и, тяжело дыша, стали медленно перебираться через реку.
Один из наблюдавших за всем этим афганских солдат приготовился снимать происходящее на камеру, но Сото, повинуясь внезапному порыву, встал перед объективом. «Какого хрена ты делаешь, чувак?— закричал он и толкнул того человека. — Ты вообще понимаешь, что фотографируешь? Мы же вас не снимаем. Быстро убери камеру». Афганские солдаты разошлись. Процессия дошла до дороги и повернула на север, продвигаясь в темноте под холодным дождем.
В конце следующего месяца на смену роте «Гадюка» к заставе прибыли свежие солдаты из Четвертой пехотной дивизии. Они были аккуратно выбриты и заметно подтянуты, их форма была чистой, а рюкзаки и фляги — новыми. Они выглядели столь же энергичными, какими все еще помнили себя бойцы «Гадюки». Мы все ждем их успеха, подумал Сото. Рассказать им нужно было так много, а времени катастрофически не хватало. Застава Коренгал опять переходила в новые руки, хотя армия все еще пересматривала вопрос целесообразности пребывания в долине.
Неизвестные большинству молодых солдат офицеры роты «Гадюка» и командир их батальона настаивали на другом подходе. Одним из ключевых элементов американской стратегии была борьба вдали от населенных пунктов и застав, которые военные иногда называют блокирующими позициями. 1 мая боевики движения «Талибан» разгромили расположенный высокогорный форпост с видом на реку Кунар, убив трех американцев, двух латышей и трех афганских солдат. После этого лейтенант Родригес имел разговор с сержантом разведки, который, как и многие другие, пришел к выводу, что многие коренгальские бойцы задействованы где-то еще, по крайней мере сейчас, в том числе в долине реки Кунар. Что подвергало сомнению американское представление о блокирующих позициях. Боевики талибов не были заперты и могли спокойно покидать долину.
В том же месяце командир «Гадюки» капитан Хауэлл направил местному лидеру «Талибана» Насрулле письмо, в котором предлагал в обмен на уход американцев взять обязательство о примирении с афганским правительством и прекращении использования Коренгала для организации нападений. В ответном письме говорилось, что стороны смогут договориться, если американцы обратятся в ислам. В противном случае, писал Насрулла, Нью-Йорку и Лондону придется сгореть дотла.
На протяжении последних недель в долине Сото чувствовал беспокойство. «Нью-Йорк Таймс» опубликовала его фотографию, сделанную спустя всего несколько мгновений после убийства Деуотера. По его родному городу понеслись слухи; бабушка плакала, глядя на фотографию, а друзья писали в Фейсбук и на электронную почту с просьбами беречь себя. Подобное внимание было не из приятных.
К середине июня оставалось совершить только ночной перелет в Баграм. В составе небольшой группы солдат Сото сидел на взлетной площадке прямо в пыли, облокотившись на набитый рюкзак. Рядом стояло то самое здание, где в мешках для трупов отправки домой дожидались останки знакомых им людей. До окончания его службы оставались считанные минуты.Появился первый сержант, схватил Сото и закричал:»Ты кто?»
«Сото!» — закричал он в ответ.
«Сото?— Первый сержант вложил ему в руку медальон в форме монеты с логотипом компании, на память о службе. — Ты действительно это заслужил, парень».
Сото высоко оценил эти слова, ведь уважение дороже любых медалей. Он взошел на борт вертолета, пристегнул ремни и включил айпод. Было немного не по себе из-за возможной стрельбы, но вертолет быстро покинул опасную зону и вышел на заданный курс.
После того, как «Гадюка» покинула Афганистан, новые командиры проанализировали данные других офицеров и лоббировали закрытие заставы Коренгал. В ходе повторной оценки кампании в долинах на северо-востоке Афганистана они пришли к выводу, что «нехватка ресурсов и активность противника превращают региональную расстановку приоритетов в настоятельную необходимость». Несмотря на оптимистичные прогнозы, документ представлял собой описание несостоятельности компании. Его авторы изложили на бумаге то, о чем Сото знал не понаслышке, без необходимости перечисления погибших. Новые командиры предлагали перебросить войска ниже по течению, ближе к городам, где живет больше афганцев. Судьба заставы была решена, ее следовало закрыть.
Вернувшись в Форт Худ, Сото не был в курсе данных планов. Ему оставалось служить два года, и он изо всех сил пытался приспособиться к размеренной жизни пехотинца на родине. Он просил о возвращении к месту действий посредством перевода в 82-ю воздушно-десантную дивизию, которая в начале 2010 года направила его в Порт-о-Пренс, Гаити, для оказания помощи при землетрясениях. В апреле он помогал раздавать еду выжившим, когда услышал о выводе войск из Коренгала. С одной стороны этот шаг был ему понятен, с другой — разбил ему сердце. Почему для признания ошибок потребовалось столько лет?— думал Сото. — А теперь вы вдруг поняли, что все усилия могут оказаться напрасными? Но он все еще нес службу в составе вооруженных сил, имел определенные обязанности и находился под пристальным наблюдением начальства. И стал делать то же самое, что в 18 лет, когда начали умирать его друзья и сержанты: замкнулся.
В 2011 году его подразделение отправили в Ирак, чтобы помочь с выводом очередной части войск. Теперь он стал сержантом, обзавелся силой и опытом, скептицизмом и татуировками. Время, проведенное в Ираке, кардинально отличалось от службы в Афганистане. Сото и его подчиненные обеспечивали безопасность аэродромов, пока самолеты вывозили все, что хотел сохранить Пентагон. А повстанцы, похоже, решили их отпустить. Сото не видел прямых действий с их стороны; бóльшую часть времени он проводил в спортзале, а не в патруле. Но он научился ставить под сомнение официальную позицию военных. Когда в конце того года он улетал в Кувейт в числе последних покидавших страну американцев, то не чувствовал воцарения мира. Ожесточенная борьба за Ирак не была окончена.
К тому времени в Афганистане усилился ввод военного контингента США и НАТО, последовавший за уходом роты «Гадюка», принеся новости о боевых действиях в таких местах, о которых до того мало кто слышал. Приток денег, вооружений и советников привел к увеличению численности афганской армии и полиции и распределению новых сил на местах. Последний из озвученных планов состоял в обеспечении американцами безопасности страны, учреждении правительственных служб, а затем — передаче сельской местности под контроль афганских войск.
Но за пару лет министерства и армии не переделать, и многие американские подразделения были направлены в малонаселенные районы и на такие же труднодоступные и неэффективные, рискованные и не стоящие потраченных денег позиции. Как будто старших офицеров более ранние события ничему не научили. Кроме того, в регионах, занимающихся производством опиумного мака, иностранное военное присутствие представляло угрозу устоявшейся местной экономике. Среди генералов аргументы в пользу наступления звучали, может, и складно, но не среди простых солдат, вынужденных, теряя конечности и жизни, сражаться в таких жестоких и бесполезных кампаниях, как в долине реки Коренгал, которую Пентагон даже не собирался удерживать.
Бомбы талибов становились все более навороченными, а сами они насмехались над американцами в Твиттере. Многие американские солдаты и офицеры низших рангов видели, что наращивание сил в Афганистане не увенчалось успехом и что талибы будут ждать сокращения военного присутствия. Некоторые из них, проведя на войне десяток лет за обеспечением огневой поддержки, превзойти которую не удалось ни одной армии мира, начали осторожничать и обращаться к своим войскам посредством эвфемизмов наподобие «тактического терпения» — концепции, противоречащей агрессивному характеру пехотных подразделений, но находящейся в соответствии с пониманием ошибочности плана. Это означало примерно следующее: «Не позволяйте своим людям стать последними убитыми в этой войне солдатами».
Сото и другие ветераны Коренгала наблюдали за всем этим издалека, увековечивая в соцсетях собственный список погибших: Дэвид Паке, Майкл Динтерман, Марк Найт, Джон Пенич, Джозеф Гонсалес, Эзра Доусон, Ричард Деуотер, Нейтан Кокс. С учетом раненых оказалось, что цена была куда выше; а после того, как один из служивших с ними морских пехотинцев покончил с собой, а в мотоциклетной аварии погиб разведчик-корректировщик, некоторые стали задаваться вопросом, а не была ли она непомерной.
А потом настал черед других. Сержант Роберт Сото ушел в почетную отставку в 2012 году, отправившись домой в Нью-Йорк на грузовике с прицепленным к нему красным «Камаро», который содержался почти в такой же чистоте, как и оставленная где-то позади винтовка. Война пришла в его родной город, когда он был еще мальчишкой, и теперь он был готов к жизни в мирной обстановке. Он переехал жить к бабушке в Бронкс и с помощью пособия для демобилизованных солдат поступил в Колледж Монро. За исключением редких посещений близлежащего медцентра для лечения тревоги и бессонницы, о своем военном прошлом он никому не рассказывал.
В 2014 году он перевелся в Колумбийский университет, где тщательно избегал демонстрации каких-либо признаков своей службы в вооруженных силах. Иногда, чтобы лучше спать, он выпивал, заставляя друзей и бабушку переживать, но при этом получал хорошие оценки, занимался спортом и оставался социально активным человеком. Летом 2017 года он окончил университет по специальности политология. Опасаясь, что его жизнь будет ограничена работой по специальности, Сото все еще мечтал выступать на сцене. Он работал неполный рабочий день на стройках и присматривая за детьми, одновременно пытаясь пробиться в музыкальную индустрию. Он рос сначала на улице, а затем на войне, и детства у него по сути никогда и не было. Многое из записанного им на студии имело отношение к жизни в Нью-Йорке, но было также несколько треков с отсылками к войне.
Время освобождает от бремени многих сомнений. Шесть лет спустя после ухода из армии Сото все еще мучился от бессонницы, пытаясь смириться со службой в долине Коренгал. Его угнетали не сожаления или психологическая травма, а воспоминания о погибших солдатах, казавшаяся проклятием смесь неизгладимого горя и глубокого осознания. Размышляя о службе, Сото зачастую разрывался между почтительностью и беспристрастностью. Будто можно найти баланс между уважением к чужой боли и жертвам и прямолинейностью в отношении роковых ошибок всех ответственных за ведущиеся Америкой войны. «Я стараюсь проявлять уважение и не хочу говорить, что смерти людей были напрасны», — говорил он.
Вместе с этим он задавался вопросом: а существует ли ответственность для старших офицеров? С начала войны прошло 17 лет, а вооруженным силам и Пентагону прощают, казалось бы, все неудачи. Даже если завтра талибы подпишут мирное соглашение, не будет ни парада, ни чувства победы. В Ираке «Исламское государство» только разрастается с целью распространения террора по всему миру. Человеческие потери неисчислимы, а сокрытие дисциплинарных проступков носит как институциональный, так и личный характер, распространяясь от одного генерала к другому, включая многих из тех офицеров, чьи планы и приказы либо потерпели фиаско, либо не смогли привести к продолжительному успеху, но при этом они продолжили продвигаться по карьерной лестнице. Сото наблюдал за некоторыми из них во время празднований в Вашингтоне, которые состоялись несмотря на все сомнения относительно поставленных ими задач и выработанных планов.
По этому вопросу мнение Сото было однозначным. Хорошие люди платили кровью и скорбью, умирали и подвергались страданиям, а месть так и не пришла. Война роты «Гадюка» ограничилась заставой Коренгал и в течение четырех лет служила для демонстрации американской решимости, а в результате была удостоена упоминания всего в одном репортаже «Аль-Джазиры», и та акцентировала внимание на бойцах движения «Талибан». Сото не считал себя особенным. Там служили многие, и он знал, что бесчисленное количество ветеранов боевых действий может назвать ряд опустевших и забытых застав по всему Афганистану и Ираку.
Иногда он принимал это, а иногда не мог увязать то, что слышал, с тем, что видел вместе с товарищами-ветеранами. Погибших не заменить, а ведь они погибли там, где армия в них даже не нуждалась. Иногда, просыпаясь между полуночью и рассветом и размышляя о потерянных друзьях, Сото задавал себе множество вопросов. Что стало с теми, кто послал их в Афганистан? Генералы тоже перестали спать ночами? «Они просто облажались как лидеры, — говорил он. — Им следует знать: они подвели всех нас».
В конце весны этого года, перед сеансом звукозаписи в арендованной на Таймс-сквер студии, Сото навестил бабушку на Моррис-Авеню. Они с отцом стали разбирать шкаф, в котором хранилась старая униформа и памятные вещи со службы. Среди прочего нашлась и небольшая коробка с «Амазона», которую Сото получил в 2008 году прибывшим на заставу Коренгал почтовым вертолетом. Клейкая лента была разорвана, но содержимое осталось нетронутым: завернутая в зеленую подарочную бумагу и перевязанная золотистой лентой книга в мягкой обложке. То был заказанный на 33-й день рождения сержанта Кокса экземпляр «Над пропастью во ржи». Жаль только, что прибыл он уже после смерти последнего.
Кристофер Чиверс — американский журналист и писатель, бывший шеф-редактор московского бюро газеты «Нью-Йорк Таймс». Лауреат Пулитцеровской премии в составе группы журналистов «Нью-Йорк Таймс».
