Один из профессоров Национального университета им. Мирзо Улугбека рассказал случай, как во время одной из лекций по палеонтологии речь зашла о теориях эволюции в мировой науке. Обойти стороной «Теорию видов» Чарлза Дарвина было невозможно, как невозможно было не сказать о современных уточнениях этой теории, о появлении новых идей и предположений в антропогенезе (теорий о происхождении «венца творения» – человека) в современной науке. Один из студентов (очень религиозный парень) возмутился, прервал лекцию и посоветовал преподавателю почитать Коран, вместо Дарвина и не упоминать его имени. От разгоряченного студента досталось и Эйнштейну, даже астрофизике (наука о строении Вселенной), как «науки атеистов». «На все есть ответ в Коране» – констатировал этот парень. Наш коллега понимал, что спорить бесполезно, не задев чувств верующего человека. Тем более что, по существующим законам, парень поступил в магистратуру Университета с дипломом выпускника Высшего исламского института при Управлении мусульман Узбекистана.
Коллега констатировал, что такие конфликты на его лекциях в Университете частое явление. Причем, претензии предъявляют не только бывшие выпускники медресе или Исламского института. Среди студентов все больше и больше появляется религиозных молодых людей. Между тем, упомянутый лектор именитый ученый, читал лекции в Сорбонне, в США, Канаде и даже в университетах Объединенных арабских эмиратов. Последний случай особенно интересен, ведь это исламская страна. На наш вопрос – как реагируют тамошние студенты на упоминание о Дарвине или других столпов науки об антропогенезе? – наш коллега сказал, что реагируют спокойно и даже знают об этих теориях, их дополнениях или опровержениях иногда больше, чем он. А главное – это не порождает «идеологических конфликтов», основанных на религиозной апологетике и нетерпимости. В нашей беседе этот коллега ставил естественные вопросы перед нами: как получается, что в исламской стране спокойно изучают такого рода теории, а у нас, где образование объявлено светским, религиозные студенты воспринимают в штыки такие теории? Причем нельзя сказать, что в Эмиратах или подобных исламских странах астрофизику или теорию антропогенеза воспринимают как истину. Но это входит в учебные программы, и никому – ни преподавателям, ни их студентам – в голову не приходит идея отказаться от палеонтологии, философии, физики и ее разделов, как «наук атеистов».
Единственное, что нам пришло тогда в голову – попытаться объяснить коллеге, что мы нередко имеем дело с консервативными и крайне болезненными (подчас агрессивными) формами возрождения ислама в стране и регионе и что все это можно воспринимать как форму своеобразного реванша за атеистическую политику в недавнем прошлом. Хотя, честно сказать, с похожими случаями сталкиваемся мы сами и другие коллеги и понимаем, что проблема гораздо сложнее.
Описанные микро-конфликты стали сегодня повседневной реальностью в нашей жизни во многих сферах. Надежды на «возрождение ислама» исключительно как духовного компонента или части национальной идеологии, не оправдались. Напротив, увлечение исламской риторикой (в том числе некоторыми чиновниками) на всех уровнях прямо или косвенно становится причиной еще больших конфликтов, особенно в идеологической и образовательной сферах. Мы уже не говорим о «побочных», но вполне ожидаемых явлениях возрождения религии, в том числе приверженность части молодежи к экстремистским толкованиям ислама, нетерпимость к светскому образу правления, национальным обычаям и т.п. Причем, по нашим наблюдениям, мы имеем часто дело с религиозной маргинализацией части молодежи (в том числе и в ВУЗах) в таком виде, что уместней говорить о безопасности страны в самом обширном понимании.
Религиозность части студентов – это примета времени, эти девушки и парни тоже часть нашего общества, граждане страны со своими правами и представлениями. Однако они заканчивают светские ВУЗы, становятся преподавателями, специалистами в других учреждениях. Они же, исходя из собственной идеологии и внушенных догм, становятся инициаторами изменения подходов в образовании, пытаются навязать свои (скорее религиозно-апологетические) представления, выступают против включения некоторых наук в образовательные программы, настаивают на усилении религиозной идеологии и так далее. Хотя, по нашим наблюдениям, эта когорта студентов и молодых соискателей не всегда знают и понимают ислам достаточно глубоко, а их порывы – это, скорее, эмоциональные всплески, чем действия, основанные на глубоком знании. Еще более поверхностна их осведомленность в современных науках, в т.ч. истории. Однако, как это часто бывает, знания они заменяют шумной риторикой, обращением к своеобразно понятыми ими идеологическим штампам о «священном наследии предков», мало имея о нем представление.
Мы должны признать, что сегодня ислам буквально ворвался во все сферы нашей жизни, в том числе в науку и образование. Не стоит также скрывать, хотя бы от себя, что мы находимся в процессе возрождения ислама, формы и последствия которого не всегда ясны. Что нам ожидать от этих процессов? Какое влияние они оказывают на нашу молодежь? К чему приведет массовое вторжение т.н. «религиозного компонента» в образование и науку? Какие альтернативы должны предоставить система образования и академические науки, чтобы успешно конкурировать с консервативной религиозной идеологией либо хотя бы сосуществовать с ней без конфликтов? На эти вопросы мы должны ответить сегодня, чтобы завтра не столкнуться с еще бóльшими проблемами.
Сразу хотим предупредить читателей – мы не хотим порождать исламофобии, далеки от мысли оскорбить чувства верующих, усомниться в естественном праве на свободу религий, свободу религиозного образования и так далее. Но мы также против того, чтобы крайне ограничено, а порой и агрессивно воспринятый ислам влиял на учебный процесс страны или на гуманитарные и иные сферы науки. Мы против того, чтобы выпускать заведомо ограниченных учеников или студентов, лишать их научного, или хотя бы здравого и трезвого мышления и тем самым подорвать саму идею образования – воспитание и обучение рационально мыслящих профессионалов, которые смогут продвинуть науку и экономику страны.
Начало. Истоки проблем
Еще в конце 1980-х годов в регионе ЦА и стране наблюдался небывалый всплеск религии, которая уверено вернула свое влияние в социальной сфере. В первую очередь речь идет об исламе, как доминирующей религии граждан страны. Однако, наряду с позитивами в социальной сфере (возрождение семейной или общественной этики поведения и пр.), наблюдаются и другие притязания богословов – предложения по реанимации многоженства, ранних браков для девушек, ограничение для женщин, с принижением их социальной роли, отказ от национальных обычаев и праздников и т.п. Такие же проблемы мы видим в сфере образования и науки, в которой сформировались альтернативные подходы, основанные на религиозной идеологии.
Это реалии сегодняшнего дня, хотя их эволюция порождает некоторые локальные конфликты, которые появились в силу ряда причин и которые пока еще не осмыслены. Поэтому для начала давайте хотя бы кратко разберемся в более обширных контекстах, которые мы видим в процессах возрождения ислама в разных сферах нашей жизни, в том числе в повседневных общественных нормах, образовании, в идеологии и даже в политике. Религия воспринимается большинством общества позитивно, в надежде, что мы будем иметь преимущественно дело с мирными формами его возврата его роли.
Едва ли не с первого дня Независимости, ислам объявлен частью духовного наследия. Одновременно оживление ислама сопровождалось его бурной политизацией, появлением экстремистских организаций (которые пытались и пытаются обосновать свои действия исламскими догмами) и даже к локальному захвату власти (Наманган, 1991-92 гг.). Перед руководством страны встала крайне сложная задача – противостоять такого рода явлениями, не скатившись к ущемлению религиозных свобод. Дело усложнялось внутренними конфликтами среди улемов, разные группы которых претендовали на то, чтобы шариат сделать основой правовой системы и даже вернуть ему политический статус.
Еще более сложной задачей оказалась выработка ясных стратегий в религиозной политике, особенно в сфере противостояния идеологии религиозного экстремизма. В этой сфере сформировалось несколько подходов, один из которых настаивал на том, что главной причиной экстремизма является религиозная безграмотность населения, особенно молодежи. Причем, религиозная безграмотность без какого-либо надежного доказательства, воспринимается как одна из главных причин приверженности части мусульман идеологии экстремизма. Согласно этому же подходу, религиозно грамотный мусульманин обладает иммунитетом против экстремизма. Однако, как «работают» эти религиозные знания, что они дают на самом деле в идеологическом плане – эти вопросы совершенно не осмыслены. Более того, исследования отечественных и зарубежных экспертов показывают, что религиозная грамотность (при крайне слабом светском образовании) становится чаще стимулом для вовлечения в экстремистские группы. При этом молодые люди, имеющие приличное исламское образование, составляют интеллектуальную элиту этих деструктивных групп. Достаточно привести один факт. В среде пропагандистов джихада в медиа-пространстве до 80% агентов или блогеров обучались в исламских учебных учреждениях страны, прошедших регистрацию.
Ислам как часть идеологии, истории, культуры
Более сложной картина оказалась в сфере идеологии. Здесь главная задача сводилась к желанию победить религиозно мотивированные аргументы терроризма, противопоставив им ислам лояльных форм. Похожая ситуация складывалась в соседних странах региона ЦА. Общественные деятели, политики и большинство богословов стран региона в один голос стали заверять, что настоящий ислам – это религия мира и созидания, и что террористы лишь прикрываются исламом и так далее. Эти аргументы хорошо известны и редко вызывали возражения. Как следствие, некоторые чиновники стали активней использовать исламскую риторику, а иногда и аргументацию, скажем, в виде толкования хадисов, что выглядело, мягко сказать, нелепо. Уже тогда проглядывались нежелательные последствия такого рода публичных выступлений с религиозными лозунгами, цель которых очевидна – поднять свой рейтинг. Хотя обращение к религиозной аргументации чиновников разных рангов, ради повышения рейтингов, едва ли назовешь стратегически продуманными акциями.
Увлечение исламской риторикой в борьбе с идеологией насильственного экстремизма, отодвигает на второй план, более действенные, на наш взгляд, аргументы. Например, при очевидной доминанте религиозных аргументов, мы почти не говорим, что терроризм есть тягчайшее нарушение Закона. То есть мало кто говорит о юридической культуре. Еще меньше говорится об исламской культуре и искусстве (в самом широком понимании этих определений), составивших основу исламской цивилизации, о которых крайне смутное представление имеют сами современные богословы региона.
Перед политическим истеблишментом, определяющим внутреннюю политику, встал вопрос – как поспеть за такой стремительной эволюцией ислама, который естественным образом был вовлечен в сферу общественной жизни, часто в качестве альтернативной и, нередко, параллельной идеологии, причем, со все большей и большей доминантой исламской догматики в крайне консервативных формах. Аналитики уже сейчас видят ряд проблем в таком ограниченном и консервативном развитии ислама, имея в виду, что именно масштабное вовлечение исламской аргументации в идеологическую сферу повлекло за собой влияние исламской апологетики в образовательной, культурной сферах, породив феномен интеллектуальной исламизации. В результате ислам стал восприниматься не как культурное и духовное наследие или историческая цивилизация, а преимущественно как религиозная обязанность, догматические предписания и в целом как идеология.
Желание обыграть террористическую идеологию, мотивированную джихадизмом, привело к тому, что ислам (или, согласно термину последних 10-15 лет, «мирный ислам») стал стимулироваться на всех уровнях. Однако сформировать ясно сами понятия, вроде «мирного ислама», «просвещенного ислама», «исламского наследия» или похожих терминов, наполнить их конкретным содержанием пока не получается. В этом проявилось крайне смутное понимание инициаторов этой идеи особенностей этой религии, ее истории, роли и места в жизни общества и т.п. «Духовное наследие ислама» стало рассматриваться в прикладном значении (как инструмент против идеологии экстремизма), при игнорировании социальной или политической составляющей этой религии. Например, с точки зрения религиоведов и академических исламоведов ожидание «вековой мудрости» от религиозных текстов, пригодных сегодня – это полная профанация религии ее догматических особенностей, социальных или политических контекстов. Между тем в наших учебных заведениях методы исследований в религиоведении или в философии нередко опираются на религиозные догмы.
Таким образом, выстраивание стратегии на таком непрофессиональном понимании религии приводит к серьезным ошибкам как в идеологической работе, так и в образовательной, научной, культурной и иных сферах. Увлечение исламской риторикой приводит к укреплению сомнительной альтернативы нашей национальной культуре и ценностям, учитывая движение за «общемусульманскую унификацию», что стало реальностью современности.
Понимание ислама как «наследия» неоднообразно и не совпадает у разных страт общества. Богословы, естественно, следуя своей религиозной апологетике, воспринимают «религиозное наследие предков» буквально. То есть как догматические предписания или нормы поведения, ритуальные обязанности и т.п. В этом случае речь идет исключительно о религиозной идеологии.
Одновременно, основная часть населения признает себя мусульманами (культурно, как признак самоощущения/идентичности), сочетая это с национальными обычаями или с вполне светскими ценностями, например, признавая праздники, заимствованные из своих доисламских и иных традиций (Навруз, Саил, Новый год, 8 марта и др.). Напоминаем о недавних и бурных спорах в Интернете по поводу приемлемости для мусульман Узбекистана этих праздников. При этом значительная часть наших имамов высказалась против этих праздников, тогда как простые люди не приняли этого запрета. Этот случай невольно заставил вспомнить, что запрет Навруза лидерами движения «Талибан» в Афганистане, с целью очистить ислам от «новшеств» (бидъа), вызвал обратную реакцию в афганском обществе. Основная часть мусульман Афганистана тоже не приняла этого запрета.
Следовательно, в пропаганде или образовательной политике важнее ориентироваться именно на этот слой населения, приверженный своим национальным обычаям, на их восприятие религии, в том числе как своего культурного наследия, на их толерантность. Специалисты называют такой феномен смешанной идентичностью (то есть самоощущением), которая является основой естественной толерантности, при отсутствии социальной или политической агрессии. Для этой части населения достаточны те религиозные свободы, которые были введены с началом Независимости (открытые мечети и религиозные учебные учреждения, отказ от атеизма в политике и т.п.). Действительно, разве не разумней ориентироваться на них? При этом надо иметь в виду, что этот слой населения буквально размывается, под воздействием печатания, тиражирования и пропаганды исключительно рукописного «наследия» (богословских сочинений и текстов) в крайне консервативных и ограниченных формах, почти при полном отсутствии пропаганды нашей истории как культурного и цивилизационного наследия, которое имеет доисламские корни, ставшие частью национальных обычаев, сказаний, легенд, литературного творчества.
В этом смысле очень важны споры по поводу нашей доисламской истории. Уже сейчас в некоторых ВУЗах, в том числе в Исламской академии звучат призывы назвать этот период «эпохой неведения» (Джахилия), а завоевания арабов территории ЦА именовать как «Фатх» (Победа). Имеется в виду победа более совершенной религии и более совершенной культуры над пребывающими в «неведении» носителями «варварской цивилизации», низкой культуры. Однако напомним, что этот период в истории Узбекистана отмечен культурными и духовными достижениями мирового значения. Именно тогда были основаны известные на весь мир государства и города, как Самарканд, Бухара, Джизах, Хива и другие, историю которых почему-то мы предпочитаем связывать только с исламской историей. Между тем, исламская политическая система и в целом культура в свое время сформировались под сильнейшим влиянием доисламских цивилизаций, в том числе и ЦА, даже обогатились ими. Нам кажется неприемлемо игнорировать эти факты и на этом основании навязывать чисто религиозные термины «джахилия» или «фатх» в идеологических и даже политическом смыслах, серьезно ограничивая наше историческое наследие.
В современном исламе появились новые обозначения, которые выглядят, по меньшей мере, неудачными, если учитывать природу догматики и особенности этой религии. Особенно нелепы словосочетания как «чистый ислам», «настоящий ислам» или даже «секулярный ислам». Однако разные интерпретации ислама (с точки зрения «хороший» против «плохого») чаще всего выдумка не наблюдателей или экспертов со стороны. Такие штампы обычны внутри любой религии. Это своеобразное «историческое родимое пятно» и основано на особенностях внутриконфессиональных дискуссий, которые чаще всего являются лишь инструментом для поддержания собственных групповых/корпоративных интересов религиозных лидеров.
Главная проблема заложена именно в таком двойственном (бинарном) определении форм религии, запущенном далекими от понимания ислама экспертами и чиновниками и с охотой подхваченная религиозными апологетами. При этом ханафитский мазхаб и т.н. матуридитское кредо веры (ақида) воспринимаются как модель того самого «хорошего ислама», или «ханафитского ислама». Однако до сих пор никто и нигде не дал осмысленного ответа на ряд вопросов: А почему и чем такой ислам хорош? Почему огромное число именно ханафитских богословов (как и других суннитских улемов) поддержали идеологию запрещенных организаций, вроде ИГИЛ/ДАИШ? Почему такая одиозная личность как Мулла Умар (духовный глава «Талибан»), который никогда не отказывался от ханафизма, поддержал террористов всех мастей, в том числе и печально известное Исламское движение Узбекистана? Причем он прибегал к аргументации вполне в духе ханафитской школы, со ссылками на письменные источники. Таких вопросов появляется много, но все они почти полностью нарушают наше позитивное представление о «хорошем, ханафитском исламе», как единственном, но навязанным ориентире в понимании духовного наследия.
Мы не пытаемся породить исламофобии или опровергнуть положения ханафизма, как более или менее либеральной формы суннитского ислама. Хотелось бы просто напомнить об основах религиоведения и, в конце концов, об элементарной логике. Напоминаем, мы имеем дело с религией, в нашем случае, с исламом, со всеми его историческими и догматическими реалиями и наследием (в том числе и нетолерантными и даже агрессивными компонентами), зафиксированными в разных текстах, в том числе в Коране и Сунне/хадисах, конечно, наряду с позитивной этикой. А наши попытки отделить «хорошие» компоненты в религии, от ее плохих сторон, то есть от нетолерантных или, как сказано, агрессивных, заведомо обречены на провал, так как сами богословы воспринимают религию как единый и неделимый комплекс предписаний, пригодных на все случаи жизни, на все проявления человеческой деятельности. Незавершённость реформаций в местной форме бытования ислама важная черта современно ислама. Религиозные догмы становятся лишь внешней оболочкой, способом личного само-позиционирования некоторых религиозных лидеров в качестве горячего сторонника «правильного ислама», спасителя общины от катастрофы и так далее (явления совершенно обычные в истории ислама). Но эти реалии вторгаются во все сферы нашей жизни, сводя на нет все усилия государства по выстраиванию политики толерантности и рациональности в области идеологии.
Напоминаем и призываем понять, что мы имеем дело с религией, которая появилась во времена, когда небольшой исламской общине приходилось завоевывать географическое или духовное пространство в жестокой конкуренции. А в мединский период своей истории, молодая религия доказывала свою жизнестойкость в кровавой борьбе со вчерашними единоверцами – христианами или иудеями. Отсюда и серьезная доля нетолерантных призывов в Коране и Сунне. Эта часть истории ислама, часто используемая как пример «священной войны», также легитимна в исламе, как предписание уважать родителей, либо участие в военном джихаде. Однако желание перетаскивать (в буквальном смысле) все эти реалии в современную идеологию порождает не просто конфессиональное отчуждение (где уж там говорить о об обычной межконфессиональной толерантности!).
Реалии современного мира разрушили один из самых важных сдерживающих факторов в исламе – иерархичность и элитарность религиозных знаний, особенно Корана и Сунны (хадисов). Имеется в виду то, что право толкования этих сложных в историческом и догматическом планах текстов имели только признанные знатоки традиции (муфассры и мухаддисы), получившие право на комментарии от авторитетного учителя, чья цепочка передатчиков знаний (силсила) восходит к великим знатокам прошлого. Это же касается и других исламских наук. Весь этот огромный корпус знаний по сложившейся традиции должен был обсуждаться в узком кругу ученых-богословов, которые, опираясь на свои знания, имели исключительное право принимать важные для общины решения при полном согласии (иджмаа). В современном же мире эти тексты в разных переводах, как правило без комментариев, широко распространились и продолжают распространяться среди массы верующих, которые не имеют религиозных знаний, Это нарушило традицию, когда с такого рода текстами должны иметь дело только подготовленные богословы, но не обычные мусульмане, тем более не чиновники и не представители светских наук, не имеющих необходимых религиозных знаний. Между тем, Интернет пространство сейчас наполняется массой постов и ре-постов с заявлениями молодых людей, воевавших на Ближнем Востоке. Как правило, они с Кораном или сборникам хадисов в одной руке и автоматом в другой, пытаются доказать легитимность их вовлечения в эту смертоносную войну под видом «священного джихада». Причем все эти сборники изданы официально, в том числе, в нашей стране. Имея доступ к такого рода текстам, эти молодые люди перестали нуждаться толкованиях богословов, ссылаясь, что все эти книги изданы официально и значит богословы на их стороне. Поэтому мы должны отдавать себе отчет в том, что в результате внушения такого рода религиозной идеологии под видом «обучения мирному/правильному исламу» через издание и пропаганду очень специфических религиозных текстов, мы обречены иметь всегда удобренную почву для возрождения или даже зарождения экстремистских идеологий. Об этом нам следует серьезно подумать, ибо, как мы полагаем, ситуация уже выходит из-под контроля.
Это очень беглый и краткий обзор, но его достаточно, чтобы задаться вопросом: К чему привели и приводят такого рода стратегии в идеологической сфере в образовании и научной сферах? Уже сейчас заметно, что религиозно воспитанные гуманитарии, имея дипломы светских учреждений, были вовлечены в процесс исламизации образовательных учреждений в консервативных формах. Более того, они стали еще одной и даже самой активной силой исламизации идеологии. На деле этот процесс тоже проходит хаотично и его последствия не вполне ясны. Такие науки, как религиоведение, востоковедение, философия или логика серьезно исламизируются, утрачивают научность, объективность, в силу неопределенности научных установок в образовании, ясных стратегий в развитии гуманитарных наук и других проблем (о них мы собираемся сказать в другой нашей статье). Для этого достаточно также посмотреть отдельные диссертации в гуманитарных науках.
Мы не можем не сказать и о международном контексте проблемы сочетания религии и образования. Мнения ученых разных стран в этой сложной сфере разделены. В целом основная часть (до 97%) представителей естественных наук категорически против смешения науки и религии (религиозных наук). Среди представителей гуманитарной сферы (антропологии, философии, истории и т.п.) разногласий больше. Тем не менее, подавляющее большинство ученых этой сферы выступают за разделение религиозных и светских наук, без выставления границ между ними, полагая, что религиозные науки в современном мире получат влияние более рационалистических подходов светских наук и, таким образом обретут еще один стимул для реформации и избавления от средневековых представлений. Но в наших условиях, к сожалению, получается совсем наоборот – светские науки (подходы или методологии) отступают и уступают место религиозным. К этому можно добавить, что в нашей истории тоже были случаи, когда наши великие ученые (ал-Фаргани, ал-Хорезми, ал-Бируни, Мирзо Улугбек и др.) были религиозными людьми и это не мешало им делать открытия. Да, это так, но есть два обстоятельства, которые наши богословы либо не знают, либо сознательно игнорируют. Большинство из этих ученых предпочитали рационализм в религии, проявляя приверженность, например, к му‘тазилизму, то есть рационализму. Но для большинства наших богословов «му‘тазиллизм» есть отход от религии. Кроме того, среди богословов Узбекистана, да и региона, вряд ли найдется такой, кто смог бы прочитать и понять труды этих ученых. Это совсем другой уровень знаний и восприятия религии! Так что и такое сравнение тоже работает не в пользу современного состояния ислама в нашей стране.
Мы далеки от мысли не признавать за религией права на свое место не только в общественной жизни, но и в идеологии или в науках гуманитарной сферы. Только уверены, что акценты и подходы в образовании и науках должны быть ясно разделены. Полагаем, что в настоящее время в стране уже созрели все условия (контингент соискателей, группа грамотных богословов, ученых и т.п.), чтобы создать Специальный Совет по защите диссертаций теологического направления при Исламской академии для получения ученых степеней «Магистр/Доктор/Профессор теологии» (как это происходит во многих странах мира). Тогда религиозно воспитанные молодые люди смогут иметь альтернативу и возможность более свободно следовать своим религиозным представлениям и подходам, основанным на религиозной апологетике и восприятии. Иными словами, такое разделение будет способствовать повышению эффективности современной академической науки и образования.
Это не значит, что защитивший диссертацию по теологическим наукам человек не может иметь доступа к защите в академических научных Советах, при условии, если он принимает те правила и требования, которые предъявляются диссертациям академического направления. Иными словами, речь идет не о взаимной изоляции, а о разделении разных подходов или научных методов.
Во всяком случае, мы уверены, что пришло время переосмысления пригодности тех регуляторов (и не только религиозных), на которые мы полагаемся как на эффективное средство борьбы против религиозно мотивированной идеологии терроризма и экстремизма. Достаточно ли мы знаем ислам, или хорошо ли понимаем мотивации самих богословов, чтобы быть так уверенными в этом, условно говоря «исламском инструменте»? Не приведет ли наша «осторожная стратегия» в отношении «исламского наследия» к интеллектуальной и идеологической монополии ислама? Все ли богословы захотят быть, опять же условно говоря, «послушным классом клерикалов», либо сама богословская, социальная и политическая особенности ислама будут побуждать их играть самостоятельную роль, в том числе и в политическом поле? А оснований в исламских доктринах для этого можно найти сколько угодно, учитывая, насколько сложными и противоречивыми текстами являются основные источники ислама – Коран и сунна (т.е. хадисы), в которых, кроме обычных норм этики (одоб/адаб), мы можем найти аргументы, как сказано, легитимирующие статус исламской формы правления и даже насильственные формы джихада. Таких вопросов современная политическая и религиозная ситуации в нашей стране и регионе порождает все больше и больше. Отвечать на них нам придется здесь и сейчас, чтобы не получилось, как в притче – спасаясь от огня водой, не утонуть бы в этой самой воде.
Бахтиёр Мираимович Бабаджанов, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института востоковедения АН РУз, консультант Центра изучения региональных угроз
Мадаева Шахноза Амануллаевна, доктор философских наук, профессор, заведующая кафедрой «Философия и логика» Национального университета Узбекистана им. Мирзо Улугбека
