ЦСЭГИ представляет Вашему вниманию вторую часть большого материала о хитросплетениях современной афганской политики: о действующих лицах и альянсах, сопротивляющихся Талибану, перспективах внутриполитического кризиса для Центральной Азии, а также об интересах и действиях внешних сил, стремящихся этот кризис использовать.
Автором выступил лучший, на наш взгляд, российский эксперт по Афганистану, партнер ЦИРУ — востоковед, доктор исторических наук, Александр Алексеевич Князев.
Совершенно очевидно, что военно-политический конфликт в Афганистане не имеет перспектив к завершению в кратко- и среднесрочной перспективе, что означает и сохранение его существующего статуса как источника угроз и рисков для региональной безопасности, включая и страны Центральной Азии, относящиеся к сфере жизненных интересов России. Важным фактором продолжения конфликта было и остается, помимо региональных и внутристрановых противоречий, его наложение на глобальный геополитический конфликт в рамках формирования принципиально новой конфигурации мировой системы международных отношений. Географическое расположение Афганистана, как и уже исторически сформировавшиеся механизмы внутриафганской конфликтности, делают территорию Афганистана одним из важнейших пространств приложения геополитических противоречий. В условиях же кардинального изменения глобальной геополитической конфигурации было бы наивно предполагать, что фактор Афганистана не будет задействован как существенный элемент гибридной войны, уже широкомасштабно ведущейся США и их союзниками против России.
Устойчивая связь афганских внутристрановых акторов с внешними интересантами уже исторически определяет чрезвычайно низкую их способность к достижению самостоятельных компромиссов, а значит — на нынешнем этапе — и к переходу к мирному урегулированию. Это не может быть не использовано американской стороной уже в самое ближайшее время. Нельзя говорить об уходе США из Афганистана как о поражении или о стратегической неудаче, афганская и региональная политика США продолжается в менее затратных, но во многих случаях более эффективных формах.
Потенциал «Талибана» с точки зрения установления в стране необходимого уровня стабильности и восстановления системы государственного управления зависит от большого числа факторов, среди которых в первую очередь необходимо выделить примерно следующие:
- Способность прагматического крыла к доминированию в руководстве движения при принятии наиболее принципиальных решений, этот фактор также включает в себя потенциал в руководстве движения по поиску необходимых компромиссных решений и решений, отвечающих ожиданиям как гражданского населения, так и рядового большинства движения талибов.
- Способность руководства «Талибана» контролировать поведение низовых звеньев движения, в том числе в отношении гражданского населения и, особенно, в районах компактного проживания этнических и религиозных меньшинств.
- Проведение сбалансированной внешней политики со странами, выражающими готовность к признанию «Талибана» и экономическому сотрудничеству при выполнении выдвинутых международных условий (Китай, Россия, Иран, страны Центральной Азии кроме Таджикистана).
- Способность к вовлечению в систему государственного управления на всех ее уровнях профессиональных кадров чиновников-управленцев и превращение управления в эффективное.
- Решение социально-экономических проблем, включая создание условий для получения и справедливого распределения международной гуманитарной помощи.
- Уровень внешних воздействий на внутриафганскую ситуацию с точки зрения влияния на стабилизацию/эскалацию военно-политической ситуации в стране.
- Последнее относится прежде всего к политике США, стран ЕС, Турции и арабских стран и является едва ли не наиболее актуальным в настоящее время. США сохранили присутствие в Афганистане в лице своих разнообразных прокси-структур, к широкому спектру которых можно отнести как панджшерский «Фронт национального сопротивления», так и ИГИЛ и другие аналогичные террористические структуры. Огромный резерв американского влияния состоит в многочисленном социальном слое преимущественно городского вестернизированного населения, зачастую получившего образование по американским стандартам и соответствующее мировоззрение. Фактически к этому резерву можно относить все население, являющееся сторонниками светского развития страны (очень тонкий и уходящий слой сторонников светского развития представляют также люди, учившиеся в СССР или взаимодействовавшие с советскими структурами, но этот слой непосредственно в Афганистане уже очень немногочислен). Страны НАТО в малой степени преследовали в Афганистане свои страновые интересы, среди тех, кто действительно решал такого рода задачи в масштабах, безусловно, несопоставимых с американскими, можно выделить Турцию, Германию, Великобританию. В основном это формирование собственной soft power, создание разведывательных агентурных сетей, создание каналов влияния на отдельных перспективных афганских политиков. Частично (со стороны Турции — в значительной мере) это делалось посредством образовательных программ, в том числе — на территории самих этих стран. В Турции обучалась огромная часть афганской элиты нового поколения — сыновья Абдул Рашида Дустума, Ата Мохаммада Нура, в Великобритании — экс-министр иностранных дел Салахуддин Раббани, нынешний лидер «Фронта национального сопротивления» Ахмад Масуд… Вне влияния США и стран НАТО среди афганской политической (и этнополитической) элиты находятся только большинство лидеров шиитско-хазарейской общины Афганистана, где безусловной является связь с Ираном. Исключением можно считать только наиболее светскую часть хазарейской элиты, наиболее ярким представителем которой является экс-вице-президент Мохаммад Сарвар Дониш, среди электората которого много хазарейцев, особенно молодого поколения, обучавшиеся в последние 20 лет на Западе. Характерно, что эта, более светская и, безусловно, вестернизированная часть хазарейцев в своем мировоззрении сориентирована преимущественно на хазарейский этнический национализм, в отличие от большинства хазарейской общины, приоритетом для которой остается шиитский ислам и, соответственно, ориентация на Иран.
За время присутствия в Афганистане военными и специальными структурами США было создано очень большое количество различных частных военных компаний (ЧВК).
Накануне прихода к власти «Талибана» действовали ЧВК, созданные под эгидой (или по модели) известной Blackwater (Academi), был задействован и опыт этой ЧВК после скандалов, связанных с деятельностью в Ираке. В новых ЧВК (в Афганистане) личный состав набирался в основном из граждан страны, то есть, из афганцев. Понятное дело, что информация о них дефицитна, но можно отметить, в частности, что формировались они преимущественно по этническому критерию. Широко были распространены и ЧВК, созданные афганскими политическими (в основном этническими) группировками, все они на протяжении двадцати лет американского присутствия также форматировались, хотя и в разной степени при участии военных или представителей спецслужб США. Большое количество командиров этих ЧВК и курирующих их политиков находятся под контролем разных американских структур и способны выполнять задачи, поставленные американской стороной. Среди афганских политиков, управляющих многими ЧВК можно отметить нынешнего экс-вице-президента Амруллу Салеха, третье десятилетие работающего для ЦРУ США, а также ряд бывших военных и высокопоставленных представителей УНБ ИРА. Наверное, не случайный характер носила и встреча основателя Blackwater Эрика Принса с лидером «Фронта национального сопротивления» Ахмадом Масудом, состоявшаяся в Душанбе в конце 2021 года…
Этнические ЧВК, являющиеся важным ресурсом американских прокси-средств, представляют собой и подразделения этнополитических групп, прежде всего — таджикской партии «Джамиате Исломи», узбекской «Джумбеше Милли» (Абдул Рашида Дустума). Их фактическое бездействие весной-летом 2021 года и сдача всех позиций «Талибану» в августе вовсе не означает отсутствие у них военного потенциала. Оно объясняется отсутствием американских рекомендаций на сопротивление наступлению движения талибов, а значит, и отсутствием политической воли их лидеров.
За исключением хазарейцев-шиитов, контролируемых Ираном, все без исключения действующие афганские политики — как в стране, так и в эмиграции — сориентированы на США и подконтрольны им. Соответственно, существующие под основными лидерами иерархизированные сообщества могут быть мобилизованы для выполнения определенных задач в интересах своих лидеров и, соответственно, их американских кураторов.
Потенциальным прокси-ресурсом может стать и значительная часть военнослужащих бывшей правительственной армии (младший и средний офицерский, а также сержантский состав), особенно это относится к военнослужащим сил спецназа (Корпуса специальных операций правительственной армии, ANASOC). Появление сообщений о репрессиях со стороны талибов в отношении бывших военнослужащих, как и сообщений о вступлении в ряды талибов этих военнослужащих, вряд ли можно считать критически важными и утверждающими ту или иную тенденцию. Задействование же их против «Талибана», напротив, представляется вполне себе реальным.
Значительная часть всех вышеперечисленных прокси-категорий к настоящему времени находится за пределами Афганистана (известно, например, что большое количество военнослужащих спецназа были организованно передислоцированы в ОАЭ под управлением американских военных). Но не менее значительная часть находится, конечно, в стране в состоянии то ли ожидания, то ли выжидания…
Региональная стратегия США в любом случае будет продолжать оставаться агрессивной, наступательной, направленной на достижение своего доминирования в противоборстве с Россией и КНР и влиянии на главные региональные процессы. При этом не существует какого-либо одного сценария в региональной политике США, эта политика синтезирует в себе развитие ряда взаимодополняющих тенденций и их самовоспроизводство, использование (стимулирование) существующих процессов, работающих в комплексе с другими на достижение целей американской региональной политики. Ключевым элементом этой стратегии США является сохранение и самовоспроизводство конфликтной ситуации в Афганистане с параллельным вовлечением в афганские проблемы всех соседних стран, а также России, Ирана и КНР. Поддержание существующих конфликтогенных зон является важнейшим инструментом американской региональной стратегии, в основе потенциальных конфликтов могут лежать различные ситуации, способные развиваться как явления национализма, сепаратизма, религиозные и иные социальные фобии, а также потенциальные межгосударственные конфликты. Афганистан как подобная конфликтная зона занимает едва ли не главное место.
В случае дальнейшей дестабилизации Афганистана по линии «Талибан» — «антиталибские силы» может, конечно, усилиться и проникновение на территорию Афганистана неафганских (международных) террористических группировок, например «Аль-Каиды» или ИГИЛ. При таком сценарии развития событий существует угроза распада самого «Талибана», радикализации части его бывших отрядов, усиления роли Афганистана в качестве убежища для террористических и экстремистских организаций из стран Центральной и Южной Азии, Среднего Востока, России и КНР. Эти группы смогут вести с его территории подрывные действия в Центральной Азии, а оттуда — трансфером в широкий евразийский субрегион. В таком развитии событий нет ничего нового, это простое дежавю из конца 1990-х годов, когда изоляция Афганистана стала важнейшим фактором вовлечения в страну «террористического интернационала».
Традиционная угроза, связанная с новой гражданской войной, уже обозначена в ситуации вокруг Панджшерского ущелья — это этнический конфликт между пуштунами и таджиками провинции Панджшер. Нельзя не обратить внимание на то, что «особенная» позиция руководства Таджикистана в отношении «Талибана» находит понимание в ряде западных стран, о чем, в частности, свидетельствует освещение в таджикистанских СМИ визита президента РТ в Брюссель и Париж в октябре 2021 года. Для Душанбе эта позиция может являться просто элементом комбинации по переформатированию определенной части внешних взаимоотношений (например, результатом этих маневров должно стать лояльное отношение стран Запада к предстоящему транзиту власти в РТ в пользу сына Эмомали Рахмона Рустама Эмомали).
Но жесткая позиция непризнания талибов, уже сформулированная правительством Таджикистана, говорит о том, что эта страна может оказаться также втянутой в конфликт, ставя, тем самым, в сложное положение ОДКБ и Россию. Пока конфликт затрагивает лишь таджиков, однако если часть «Талибана» радикализуется и начнет традиционную для 1990-х гг. политику дискриминации хазарейцев, а также исмаилитов, то в конфликт автоматически втянется Иран. С позиций стратегического интереса для Ирана важно признание талибами шиитского джафаритского мазхаба равным своему и включение во властные структуры большего, нежели уже есть, числа представителей хазарейцев, это было бы для Тегерана важной гарантией продолжения конструктивного взаимодействия с правительством талибов. Но в случае, если Тегеран сочтет необходимым передислоцировать из Сирии в Афганистан хазарейскую бригаду «Фатимиюн», они могут составить серьезную военно-политическую альтернативу талибам, при этом без шансов на победу, но серьезно усиливая тенденцию к еще более затяжной гражданской войне.
Россия, Иран, Китай, Узбекистан, Туркмения и ряд других заинтересованных стран занимают наиболее гибкие, рациональные позиции, не признавая правительство «Талибана», настаивая на инклюзивности правительства, но в то же время контактируя с руководством талибов и пытаясь оказать на него нужное воздействие. Уже в марте 2022 года Исламабад и Ташкент озвучили новую, очередную инициативу: способствовать международному признанию правительства «Талибана». В конце концов, впервые за последние примерно сорок лет в Афганистане существует правительство, контролирующее практически всю территорию страны.
Еще один подвариант развития ситуации в Афганистане — это перенос на его территорию ближневосточного конфликта между Ираном и рядом арабских стран (прежде всего, Саудовской Аравией), во многом принимающего форму шиитско-суннитского конфликта. Проникновение ИГИЛ в Афганистан и Пакистан является одним из проявлений этой тенденции, как и теракты против шиитов на территориях этих стран. В случае укрепления этой тенденции конфликт в Афганистане может развиваться во взаимосвязи с кризисами на Большом Ближнем Востоке. В этом случае Афганистан (а затем с высокой степенью вероятности Пакистан и Центральная Азия) могут превратиться в еще один театр суннитско-шиитского и саудовско-иранского противостояния, уже включающего в себя Йемен, Сирию, Ирак, Ливан и Бахрейн. В этом случае конфликт станет структурно более сложным (как нынешние конфликты в Сирии или Ливии) за счет формирования враждебных коалиций региональных держав.
В него могут (хотя бы и косвенно) оказаться втянуты Россия и Китай, что в текущей ситуации было бы желательно менее всего и нужно согласиться с мнением спецпредставителя президента России по Афганистану Замиром Кабуловым: чтобы наказать талибов, США готовы поддержать любую военно-политическую силу, которая возобновит гражданскую войну в Афганистане.
