Сегодняшнее решение властей Казахстана об исключении афганского Талибана из национального реестра террористических организаций имеет не только сугубо афганское, но и внутриказахстанское измерение.
Прежде всего, этот ход является де-факто политической реабилитацией бренда «Талибан». Теперь это в глазах казахского общественного мнения (особенно, её религиозной части) — абсолютно законная, легитимная организация. И, соответственно, методы её политической деятельности — также легитимные и допустимые.
Главный же метод Талибана, напомним, — это джихад. Вооружённая борьба на пути Аллаха ради создания исламского государства, в котором бы мусульмане могли жить в полном соответствии с шариатом.
В этом Талибан практически не отличается от других джихадистских проектов. Вопреки заверениям проталибских симпатизаторов из стран Центральной Азии, Талибан — это отнюдь не сугубо афганский проект. Так даже сами талибы не считают. В их восприятии Талибан — это образцовая модель победоносного джихада. Образцовая для всех — для афганцев, палестинцев, пакистанцев, казахстанцев, российских мусульман и т.д. Исключений Талибан не предлагает.
Другое дело, что талибские пропагандисты не всегда перечисляют — с целью уточнения — конкретные народы, племена и страны, где может быть применима талибская модель. Но иногда всё же это делают — например, в отношении палестинцев, когда комментируют сегодняшние бои арабов с израильтянами в Газе.
Возможно, наступит день, когда и в части казахстанцев прокомментируют.
На фоне и без того стремительной исламизации казахской молодёжи, среди которой всё более популярным становится, например, салафитский «мазхаб» (обращаю внимание на кавычки в этом слове), легализовать джихадистский проект и бренд Талибана — это, без кавычек, настоящий акт политического мужества. Граничащего в чём-то с политическим безрассудством. А безумству храбрых поём мы песню…
Теперь сведем эти позиции вместе.
Итак, всё более массовой социальной корпорации молодых казахских исламистов сегодня подбрасывается в качестве легитимного бренд Талибана, опирающийся на мифологию, эстетику и молодёжную субкультуру джихада. Которая, в свою очередь, является весьма популярной в молодёжной исламизированной среде — и не только из-за шариатских мечтаний, но и в силу специфически транслируемой доктрины джихадистской социальной справедливости.
А запрос на социальную справедливость сейчас есть не только в Афганистане, но и в общественном мнении тех же республик Центральной Азии, включая Казахстан.
Легализация бренда Талибана в Казахстане создаёт прекрасные условия для встречи двух политических «одиночеств» — широкого запроса на справедливость и успешную модель её достижения через победоносный джихад.
В этом случае, появление политической организации под условным названием «Техрик-е-Талибан Казахстан» (ТТК) представляется не только возможным, но и почти неизбежным. Как говорится, дело времени.
И как тогда на появление проекта казахского Талибана будет реагировать казахстанская власть? К каким запретам апеллировать?
Сегодняшний эпизод с де-факто полупризнанием Астаной афганского Талибана вряд ли добавит политического счастья «яростным муллам» в Кабуле.
Но для самого Казахстана, возможно, этот эпизод окажется аналогом выпуска весьма неоднозначного и опасного джинна из бутылки.
Кто знает, удастся ли его затолкнуть обратно.
