Во Франции в настоящее время находятся под наблюдением 12 тысяч человек, которые, как сказано, могут проявить признаки радикализации террористического толка. В стране объявили о новой стратегии по борьбе с этой проблемой, но поможет ли она защитить ее от террористических нападений?
При первой встрече Мари кажется осторожной, недоверчивой. Она говорит медленно и избегает подробностей — она рассказывает о том, как была радикализирована, как сбежала. Ей трудно говорить, она все еще очень ранима.
Угроза со стороны тех, кто ее завербовал, все еще очень существует, и мы не разглашаем ее настоящее имя, чтобы не подвергать опасности. Мари — не настоящее имя этой девушки.
«Меня заставляли молиться, — говорит она. — Они заставляли меня следовать своей экстремистской вере, но я никак не могла с ней сжиться, и в наказание меня подвергали сексуальным издевательствам».
Когда мы выключаем камеру, она подтверждает, что ее насиловали.
«Надо молчать, — говорит она. — Это как игра в «кошки-мышки» — мышка в очень маленькой коробочке, а кошка готова наброситься в любой момент. Ты знаешь, что если не будешь слушаться, то последует наказание».
Вопрос в том, как сделать так, чтобы такие люди, как Мари, не попадали под влияние исламистских групп, и как помочь им, если это происходит. Для Франции этот вопрос стоит крайне остро.
Необходимость бороться с экстремисткой идеологией еще более обострилась после нескольких крупных террористических нападений в 2015 и 2016 годах и вслед за военными успехами в Сирии и Ираке — в борьбе с джихадистскими группировками, некоторые члены которых вернулись во Францию. Все это привлекло внимание к подпольным радикальным сетям во Франции.
Помимо интернета, основным местом вербовки джихадистов оказались тюрьмы.
Мари говорит, что ее завербовали в тюрьме, когда она отбывала наказание за не связанное с терроризмом преступление. «Я была легкой мишенью. Мои родственники были далеко. И я чувствовала себя потерянной, совершенно потерянной», — объясняет Мари.
Неверный выбор
В рамках объявленной правительством стратегии дерадикализации исламистов в тюрьмах будут отделять от прочих заключенных.
Однако, по словам критиков, такая сегрегация может быть еще более опасной: лидеры джихадистов окажутся окружены благодарной аудиторией.
Конечно же, заключенные-радикалы неизбежно будут встречаться в тюрьме, но дело не в этом», — говорит Юссеф Бадр, представитель министерства юстиции.
«Настоящая работа будет заключаться в беседах с ними, помощи в разрешении противоречий. Каждому заключенному будет уделяться необходимое внимание, будут проводиться индивидуальные встречи с сотрудниками, ведущими их дела, и священнослужителями».
В новой стратегии также подчеркивается необходимость бороться с пропагандой, которая доступна многим молодым людям в интернете.
Недавно был выпущен видеоролик «У вас всегда есть выбор».
Действие происходит в бедном районе на городской окраине, а главный герой неоднократно сталкивается с выбором, и каждый раз продвигается все дальше по пути радикализации.
К концу видео главного героя, принявшего несколько неправильных решений, арестовывают прямо перед совершением нападения.
Но попытки понять, почему некоторые люди делают определенный выбор, который приводит их к экстремизму и насилию, вызывают во Франции ожесточенные дебаты.
Некоторые считают, что проблемы возникают из-за религии, действия или бездействия правоохранительных органов, другие же винят социальное расслоение, изоляцию, недостаток возможностей.
«Академия джихада»
С этой проблемой сталкиваются многие страны. В Британии правительства, одно за другим, борются с исламским радикализмом широким фронтом. Существует специальная программа Prevent («Предотвращение»), направленная на противостояние экстремистской идеологии.
Во Франции было принято множество различных мер, включая несколько телефонных горячих линий для родственников исламистов, которые готовы сообщать о проблемах с ними, закрытые реабилитационные центры и новые, более широкие полномочия для полиции.
Однако подход правительства не раз повергался критике, его называли несфокусированным и недостаточно продуманным. А один из известных реабилитационных центров даже прозвали «Академией джихада».
Сенатор Эстер Бенбасса — автор парламентского отчета о дерадикализационных программах во Франции.
«За три года мы потратили 100 миллионов евро, и правительство давало деньги тоннам и тоннам ассоциаций, — говорит она. — Все подряд создавали ассоциации, не являясь при этом экспертами. Вся эта работа велась без наблюдения и оценки, бесконтрольно; каждый делал, что хотел».
В соответствии с новой стратегией Франция планирует начать несколько новых программ дерадикализации, вдохновляясь рядом успешных экспериментальных проектов.
Одним из таких проектов руководит Жан-Клод Келлер. Этот проект отличает интенсивный и индивидуальный подход. «Мы общаемся с участниками по несколько раз в неделю. Я разговаривал с некоторыми из них и в 5 утра, и в полночь в субботу», — говорит он.
«У нас широкий подход, мы уделяем внимание социальным проблемам участников, — продолжает Келлер. — У них была хаотичная, сумбурная жизнь, и они чего-то ищут. Почему они встают на путь радикализма? Потому что они не могут решить свои проблемы, справиться с трудностями».
Молчаливая сегрегация
Джихадистская идеология — прямой вызов президенту Эммануэлю Макрону, миссия которого заключается в восстановлении чувства национальной идентичности Франции, и премьер-министр Эдуар Филипп сказал, что новая стратегия была направлена на борьбу не только с риском насилия.
«Сегодня в нашей стране существуют внутренние границы — невидимые, но очевидные, — сказал он. — Будь то в кажущемся спокойствии молчаливой сегрегации или в насилии и страхе перед нападением».
«Со времени внедрения первого плана в 2014 году усилия государства были сосредоточены — и совершенно обоснованно — на насильственной радикализации и риске терроризма. Но этого недостаточно», — отмечает премьер.
Даже после дерадикализации — или «освобождения», как теперь это называет правительство, наследие этих внутренних границ может ощущаться еще долго.
Мари сейчас строит свою жизнь вне экстремистской группировки, частью которой она была.
Это непросто — она в большой степени зависит от психологической и практической поддержки.
«Меня заставили совершать ужасные и жестокие поступки, — говорит Мари. — Все это было связано с терроризмом, с устрашением людей. Но сбежать было очень трудно, так как я чувствовала, что у меня ничего не осталось».
Что именно ей приходилось делать, Мари не рассказывает; это та часть жизни, которую она пытается оставить позади, забыть, как страшный сон.
Будучи однажды изолированной от французского общества экстремистской группировкой, сегодня ей приходится вести скрытную жить, просто чтобы оставаться свободной.
